Станция Одиннадцать

РЕЙМОНД: Я была на сцене с еще двумя девочками, но стояла за спиной Артура и не видела его лица. Только, как в первых рядах засуетились люди. Потом вдруг раздался звук, резкий шлепок — Артур ударился ладонью о фанерную колонну. Он взмахнул рукой, пошатнувшись, и на сцену взобрался мужчина из зала, побежал к Артуру…

У Кларка перехватило дыхание. Он наткнулся на человека, который не только знал Артура, но и видел его смерть.

Листы переходили из рук в руки еще четыре дня — первые газеты с тех пор, как все рухнуло. Когда они вернулись в музей, Кларк долго перечитывал интервью с актрисой. Если сейчас снова начали печатать газеты, то что же будет дальше? В прошлом Кларк довольно часто летал по ночам из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, и в какой-то момент восходящее солнце озаряло все небо, от востока до запада, а лучи отражались в реках и озерах внизу, в тридцати тысячах футов. Кларк, конечно же, знал, что все дело в разных часовых поясах, что если где-то утро, значит, в другом месте сейчас ночь, и все равно ему нравилось тайком думать, что в такие моменты просыпается весь мир.

Кларк надеялся получить и новые газеты. Шли годы, но их все не было.

45

Интервью в пятнадцатом году, продолжение:

РЕЙМОНД: У тебя есть еще вопросы?

ДИАЛЛО: Вообще-то да, но ты не хочешь на них отвечать.

РЕЙМОНД: Отвечу, если ты не будешь записывать.

Франсуа Диалло положил ручку и блокнот на стол.

— Спасибо, — произнесла Кирстен. — Я отвечу, если это не пойдет в газету.

— Договорились. Когда ты думаешь о том, как изменился мир, что приходит тебе на ум?

— Убийства. — Взгляд Кирстен блуждал.

— Правда? Почему?

— Тебе приходилось убивать?

Франсуа вздохнул:

— Однажды в лесу меня застали врасплох.

— Меня тоже.

Был вечер, и в библиотеке горела свеча, установленная в середину пластиковой коробочки. Мягкий свет оттенял шрам на левой скуле Кирстен, одетой в сарафан с потертыми белыми цветами на красном фоне. На поясе — три ножа.

— Сколько? — спросил Франсуа.

Кирстен повернула руку, демонстрируя татуировку на запястье. Двое.

«Симфония» уже полторы недели отдыхала в Нью-Петоски, и Франсуа взял интервью почти у всех участников труппы. Август рассказал, как со скрипкой ушел из пустого дома в Массачусетсе, на три года попал в культ, а покинув его, наткнулся на «Симфонию». Виола поведала тревожную историю, как выехала на велосипеде из сгоревшего дотла пригорода Коннектикута в сторону Запада. Ей было пятнадцать. Она смутно планировала добраться до Калифорнии, но по дороге на нее напал прохожий и тяжело ранил. Затем Виола связалась с другими полуодичавшими подростками, сбившимися в банду мародеров, а затем наконец ускользнула от них. Она прошла в полном одиночестве сотню миль, шепча французские слова. Ведь ужас в ее жизни был на английском, и Виола думала, что смена языка поможет ей спастись. Так она забрела в город, где через пять лет побывала «Симфония». Третий виолончелист похоронил обоих родителей, которые умерли без инсулина, а потом четыре года отшельничал в их безопасном коттедже на Верхнем полуострове. Затем он все-таки выдвинулся в путь, опасаясь, что сойдет с ума, если не поговорит с хоть каким-нибудь человеком. А еще потому, что невозможно питаться одной олениной. Наступает момент, когда отдашь правую руку за любую другую еду. В итоге он ушел на юго-восток и, миновав мост, который через десять лет обрушится, стал жить в дружной компании рыбаков на окраине Макино-Сити, пока мимо не проехала «Симфония».

Франсуа понял, что все участники рассказывают одни и те же истории в двух вариациях. Все умерли, я шел и прибился к «Симфонии». Или я был слишком маленький, когда все случилось, я родился после, я ничего не помню о старом мире и странствую всю жизнь.

— А теперь ты, — произнесла Кирстен. — Что приходит тебе на ум?

— Когда я думаю о том, как изменился мир?

— Да.

— Моя квартира в Париже.

Когда отменили авиарейсы, Франсуа отдыхал в Мичигане. Закрывая глаза, он до сих пор видел замысловатую лепку на потолке гостиной, высокие белые двери балкона, деревянные полы и книги.

— Почему ты думаешь об убийстве?

— В старом мире тебе никогда не приходилось причинять кому-нибудь вред, верно?

— Верно, конечно. Я был копирайтером.

— Кем?

— Рекламщиком. — Франсуа давно об этом не вспоминал. — Знаешь, билборды и все такое. Копирайтеры сочиняли для них тексты.

Кирстен кивнула, и ее взгляд вновь скользнул в сторону. В нынешней жизни библиотека стала излюбленным местом Франсуа. За эти годы он собрал внушительную коллекцию. Книги, журналы, газеты, вышедшие до катастрофы. Совсем недавно ему пришло в голову создать собственную газету, и на данный момент проект процветал. Кирстен разглядывала импровизированный печатный станок на другом конце комнаты.

— Откуда у тебя на лице шрам? — спросил Франсуа.