Станция Одиннадцать

Кирстен пожала плечами:

— Понятия не имею. Он появился в тот первый год, который я не помню.

— И брат не рассказывал?

— Он говорил, что мне лучше не знать.

— А каким был твой брат?

— Грустным. Он помнил все.

— Ты никогда не говорила, что с ним случилось.

— Глупая смерть, какой никогда не было бы в старом мире. Он наступил на гвоздь и умер от заражения. — Кирстен глянула на окно, где уже смеркалось. — Мне пора. Солнце почти село.

Она поднялась, и рукояти ножей блеснули в тусклом пламени свечи. Колючая женщина, вежливая, но смертоносная, никогда не расстающаяся с оружием. Другие участники «Симфонии» рассказывали о ее умении метать ножи. По их словам, она и с завязанными глазами могла бы попасть в яблочко.

— Я думал, сегодня только музыканты. — Франсуа, как всегда, не хотел ее отпускать.

— Да, но я пообещала друзьям, что приду.

— Спасибо за интервью.

Франсуа проводил ее к двери.

— Не за что.

— Позволь спросить, почему ты не хотела, чтобы я записал последнюю часть? Я не первый раз слышу подобные признания.

— Знаю. Почти все в «Симфонии»… Знаешь, я собираю вырезки из журналов о знаменитостях.

— О знаменитостях?..

— Только об одном актере, об Артуре Линдере. И благодаря своей коллекции я кое-что понимаю о публикациях.

— Ты не хочешь, чтобы тебя запомнили такой.

— Именно. Пойдешь на представление?

— Конечно. Прогуляемся вместе.

Франсуа потушил свечу. На улице уже сгущались тени, однако небо над заливом по-прежнему оставалось светлым. «Симфония» выступала на мосту, в нескольких кварталах от библиотеки. Неподалеку стояли повозки. Франсуа расслышал первые ноты и мешанину звуков — музыканты настраивали инструменты и репетировали партии. Август хмуро повторял одни и те же два такта. Чарли изучала ноты. Местные люди заранее принесли из ратуши скамейки, которые теперь стояли рядами, обращенные к воде. Большинство мест уже были заняты. Взрослые переговаривались или наблюдали за музыкантами, дети не сводили завороженных взглядов с инструментов.

— Сзади еще можно сесть, — сказал Кирстен, и Франсуа пошел за ней следом.

— Что сегодня в программе?

— Симфония Бетховена. Не помню какая.

Незаметный знак — и музыканты прекратили репетировать, настраивать инструменты, перебрасываться фразами. Они заняли места спиной к воде и замерли. Зрители умолкли. Дирижер шагнула вперед в воцарившейся тишине и с улыбкой им поклонилась. А затем без единого слова повернулась к оркестру и заливу. В небе пролетела чайка. И дирижер взмахнула палочкой.

46

Тем вечером пятнадцатого года Дживан Чоудхари пил вино на берегу реки.

В третьем году он забрел в местечко Маккинли, названное в честь его основателей. Изначально их было восемь, все из отдела продаж маркетинговой фирмы «Маккинли Стивенсон Дэвис». Пока на континенте бушевал грипп, коллеги застряли на закрытом выездном семинаре. Через несколько дней они обнаружили заброшенный мотель у вышедшего из использования участка дороги, достаточно далекого от магистралей, и решили там остановиться. Разместившись в комнатах, специалисты отдела продаж провели в своем убежище первые страшные годы, когда никто не хотел разделяться. И остались там навсегда. Теперь в мирном поселении через дорогу от реки жили двадцать семь семей. Летом десятого года Дживан женился на одной из его основательниц, бывшей консультантке по имени Дария. И тем вечером она тоже сидела с ним и их другом на берегу.

— Не знаю, — говорил этот друг. — Есть ли еще смысл учить детей тому, как все было раньше?

Его звали Майкл; в прежние времена он работал водителем грузовика. В Маккинли была школа — десять местных детей каждый день собирались в самой большой комнате мотеля — и сегодня его одиннадцатилетняя дочь вернулась в слезах. Учитель случайно упомянул, что до грузинского гриппа продолжительность жизни была куда больше, что в шестьдесят лет люди не считались старыми, и девочка испугалась. Она считала это нечестным, она хотела жить долго, как люди раньше.

— Думаю, учить надо, — сказала Дария. — Я хотела бы, чтобы мой ребенок знал о всех невозможных вещах, которые у нас были.

— Но зачем? — Майкл с кивком взял у нее протянутую бутылку вина. — У них каждый раз горят глаза, если кто-то заговаривает об антибиотиках, двигателях… Для детей это как научная фантастика, верно? А если это их только расстраивает… — Он умолк и сделал глоток.

— Может, ты и прав, — промолвила Дария. — Думаю, вопрос в том, принесут ли им эти знания счастье?

— В случае моей дочери — нет.