Немножко грустно, что Игорь Михайлович считает, что он выбрал Соню из соображений карьеры, а не по любви, но переубеждать старого циника бесполезно, да и не нужно.
Ян сходил в приемник, убедился, что пока Дед Мороз не везет дежурной смене подарочков в виде запущенной кишечной непроходимости или чего покруче, накинул ватник и побежал в терапию, проверить, как там Вася.
Дина ставила вечерние капельницы, а Лазарев тем временем хлопотал в сестринской, сервируя новогодний стол: салат оливье, жареная курица и обязательная вазочка с мандаринами.
На подоконнике стояла ваза с еловыми ветками, украшенными серебристым «дождиком» и одиноким синим шаром, аромат мандаринов смешивался с запахом хвои, с выпуклого экрана старого телевизора беззвучно грозила кулаком Баба-яга, и Яну вдруг сделалось хорошо, спокойно и чуть-чуть грустно.
Захотелось остаться с ребятами до полуночи, но долг звал в бой. Ян быстро сожрал тощую куриную ножку, которую ему контрабандой выдал Вася, и побежал в хирургический корпус, с удовольствием чувствуя в кармане халата круглый холодный мандарин, тоже Васин подарок.
Новогоднее дежурство себя оправдало: спокойный вечер потихоньку раскочегарился, и, встав к операционному столу в одиннадцать вечера, Ян отошел от него только в половину десятого утра. И только размылся, только присел на скамеечку покурить, только сделал первую затяжку, как двери оперблока распахнулись и с грохотом въехала каталка, на которой лежал уже практически мертвый человек.
Пришлось мчаться обратно в операционную, прыгать в уже протянутый сестрой стерильный халат, наскоро ополоснув руки в первомуре, натягивать перчатки и делать торакотомию. Кровь из разреза хлынула на штаны и новые тапочки, но Ян тут же об этом позабыл, когда, наскоро осушив плевральную полость, увидел линейную рану на стенке левого желудочка.
Сердце уже еле трепетало, и дела пациента представлялись, в общем, безнадежными, но анестезиолог сказал «Давай!», и Ян дал.
Ассистировал ему молодой курсант, с которым Ян еще не успел познакомиться. Помогал толково, но советом, естественно, помочь не мог. В этой операционной Ян оказался самым опытным специалистом, и именно от его решений сейчас зависело, жить человеку или умереть. Поймает он крохотный шанс или упустит. В Афгане такое с ним тоже бывало, но там военное время, военная обстановка, другие принципы.
У него даже коленки подогнулись от растерянности. Только у пациента не было времени ждать, пока хирург возьмет себя в руки. Пока сестра заряжала иглодержатель, Ян взял сердце в руку и немножко покачал, не понимая, стало оно биться чуть-чуть сильнее, или просто он принял желаемое за действительное.
Наложил швы, покачал еще. Анестезиолог лил растворы в три вены и хмурился – давление оставалось низким. Ян снова приступил к прямому массажу. Шло время, которое никто не считал, и в тот самый момент, когда они с анестезиологом переглянулись, готовые оба сказать, что все, конец, сердце вдруг стукнуло и забилось слабо, но ровно.
– О, пошло, пошло! – крикнул анестезиолог. – Давайте, расправляйте легкое и уходите.
Ян просушился, прижег коагулятором мелкие сосуды грудной стенки, которые с появлением у больного давления начали кровоточить, в последний момент вспомнил, что в перикарде надо оставлять окно, чтобы экссудат мог вытекать в плевральную полость, поставил дренажи, уложил легкое на место и ушил рану.
– Слушай, я думал, все, а он вдруг взял и воскрес, – засмеялся анестезиолог, – прямо чудо рождественское!
– Воскрес это на Пасху, – буркнул Ян, швыряя перчатки в таз и с отвращением глядя на свои окровавленные ноги, оставляющие жуткие следы на светлом мраморном полу.
– Ну все равно чудо, не суть.
Ян пожал плечами. И подумал, что надо быть скромным человеком, никто не спорит, но почему-то в нашей атеистической стране, населенной людьми, воспитанными на принципах материалистической философии, принято считать, что если больной поправился, то это его бог спас, а если нет – то доктор виноват.
Настроение испортилось, а может быть, он просто адски устал, и Ян, подрожав под еле теплым душем из ржавой водички, ибо только такая текла у них из крана в оперблоке, отправился домой, где упал на свою кроватку и провалился в глухой сон.
Только второго утром он вспомнил, что так и не позвонил Соне и не поздравил с Новым годом.
Следовало срочно это исправить, но мозги после напряженного дежурства поворачивались плохо, и он не мог сообразить, как лучше повести разговор.
Ян выпил кофе с сигареткой, посидел немного, да и прилег, как полагал, на полчасика, но когда проснулся, за окном было уже темно.
В большой комнате Вася с упоением наглаживал белый халат, напевая «you my heart, you my soul».
– Зачем? – удивился Ян. – Тебе же в клинику вроде не надо.
– Это Диночке. У нее завтра дежурство.
– А ты при чем? У нее что, своего халата нет?
– Ну вот не успела, – Вася невозмутимо набрал в рот воды из рядом стоящей кружки и прыснул на плохо поддающееся место.
– Повторяю вопрос – при чем тут ты?
– При том.