Станция «Звездная»

Многие говорили, что хирургия – это его призвание, да Ян и сам чувствовал это, так, может быть, стоит посвятить себя только работе, как делали раньше врачи? Что ни говори, а медицина в том виде, как есть, пришла из монастырей, где монахи целиком посвящали себя служению богу и людям, не отвлекаясь на разные житейские мелочи. В теории, по крайней мере, так.

Интересно, насколько возрастет продуктивность кафедры, если их всех постригут в монахи?

Ян засмеялся, представив себе эту перспективу. Живут они такие себе в кельях, оперируют да молятся, молятся да пишут научные статьи… Головы свободны от стяжательства, от очереди на машину и квартиру и прочей лабуды, весь тестостерон уходит на мозговую активность, сплошная чистота помыслов и дел. Постоянно на связи друг с другом, в любую секунду к тебе могут постучаться: «брат Ян, подержи крючки на грыже», или «любезный брат, как думаешь, какая методика дренирования желчных путей оптимальна при раке поджелудочной железы?». И он тоже, пожалуйста, в любую секунду имеет право схватить научного руководителя за рясу, «отец Князев, дозволь показать тебе массив данных». Благодать, короче говоря. Только вот Бахтияров даже посреди райского блаженства найдет повод поинтриговать, такая уж натура.

Смех смехом, а вдруг природа реально предназначила Яна Александровича Колдунова для служения людям и запрограммировала так, что счастлив он будет только от этого. Вдруг ему просто не нужна семья? Ведь хотел бы, так давно женился, еще на третьем курсе. В своем выпуске Ян остался чуть ли не последний холостяк, наверное, неспроста.

Он нравился девушкам, и девушки нравились ему, и то, ради чего все это затевается, Ян тоже очень уважал. Только если бы спросили, как он хочет провести ночь: в постели с самой красивой и искусной женщиной или на напряженном дежурстве, Ян без особых колебаний выбрал бы второй вариант.

Так, может, оно и не надо? Пусть лучше девушка из библиотеки так и останется морозной сказкой, растаявшей вместе со снегом?

* * *

Ян всю ночь оперировал спаечную непроходимость, по миллиметру разъединял кишки, и только закончил, как из приемника подали перитонит недельной давности. Молодой парень добросовестно лечился от ОРЗ под наблюдением участкового терапевта, пока его не скрутило окончательно. Теперь большая полостная операция, реанимация, долгое выздоровление и вся жизнь под дамокловым мечом спаечной болезни, такой же, как только что сняли со стола. И это в лучшем случае, о худшем даже думать не хочется. Из жизни человека выкинуто минимум три месяца, но, если бы участковый потратил пять минут своего драгоценного времени и внимательно посмотрел живот, парень сегодня уже готовился бы к выписке.

Ошибка, безусловная ошибка врача, но вина ли? Много слышно вокруг панегириков и истерических вскриков о том, что врач – особая профессия, он не имеет права на ошибку, светя другим, сгорает сам, и так далее. Все верно, но государство не останавливается на особенности и святости профессии, а делает все, чтобы придать ей компонент героизма. Тот же участковый врач если будет добросовестно смотреть каждого больного, последний вызов закончит в шесть утра, когда пора уже снова собираться на работу. У них-то клиника совмещена с учебным заведением и научным центром, дефицита врачей нет, но отъехать на тридцать километров от городской черты, и вот пожалуйста – один врач на пятьдесят коек, совмещающий в себе две-три специализации. Нагрузка почти непосильная, но ладно бы он еще занимался чисто лечением, то есть смотрел больных, думал, как им помочь наилучшим образом, и спокойно претворял эти планы в жизнь. Но нет, половину рабочего времени съедает оформление никому не нужных бумажек. В общем, то, что участковый врач проморгал аппендицит, плохо, но неудивительно. Изумление вызывает скорее то, что такие ошибки до сих пор являются ЧП, а не происходят сплошь и рядом.

Ян удалил отросток, от которого остались уже только черные ошметки, тщательно эвакуировал гной и промыл брюшную полость, осушил влажной салфеткой как можно деликатнее, чтобы лишний раз не травмировать серозу кишки, наставил дренажей и ушел из брюшной полости с тяжелым чувством опоздавшего человека.

После бессонной ночи он планировал сделать обход, записать самые горящие истории, а потом с остекленевшим взглядом сидеть за столом, изображая упорный труд, но судьба распорядилась иначе. В связи с тем, что народ массово полег с гриппом, людей не хватало, и Яна бросили в приемник оформлять план – самое тоскливое занятие, какое только можно себе представить.

Ян терпеть эту рутину не мог, к тому же чувствовал себя так, будто добрые люди просверлили ему в голове дырку и залили туда чугуна, такой она казалась тяжелой. Иногда приходилось щипать себя за ляжку, чтобы не уснуть, а в конце концов он плюнул на приличия, взял в холодильнике приемника пузырь со льдом и периодически прикладывал к своей шее, когда реальность норовила рассеяться, словно дым.