Стану смелой для тебя

Санта делает ещё один шаг под натиском и чувствует, что сзади кровать…

У неё перехватывает дыхание на долю секунды, она на неё же каменеет… Но больше сомнений себе не позволяет. Данила слишком хорошо умеет чувствовать. Он слишком хочет правильно чувствовать её.

Он чуть подталкивает, Санта опускается, собирая основаниями ладоней в складки мягкий плед…

Мужские руки упираются в него же. Данила наклоняется, давая без слов понять, что ей нужно подвинуться глубже.

Санта делает это, забив на утонченность движений и на то, что пачкает свои же вещи подошвами кроссовок. Лишь бы не разрывать контакт. Лишь бы он стал тесней…

Они целуются долго, мучительно, сладко.

Вслед за ладонями на плед опускаются локти Санты. Вжимаются с силой, потому что Данила нависает сверху, целуя с каждым разом всё настойчивей и глубже.

Он очень серьезен. Он сосредоточен. Он наверняка так же решил для себя всё отбросить. И ни о чём не жалеть.

Он держится на одной руке, второй же скользит по выгнутому навстречу позвоночнику.

Отрывается от губ, смотрит вниз.

Туда, где грудь под кружевом и подрагивающий живот.

Туда, где Санта подается навстречу…

И внутренне сжимается, потому что мужские пальцы крадутся по спине нежнее некуда, а глаза будто выжигают…

Он – состоит из контрастов. Она – состоит из любви.

У неё сбивается дыхание, когда Данила расслабляет крючки на бюстгальтере. Ткань повисает, а пальцы гладят там, где она ещё недавно держалась в натяг.

Как когда-то давно на кухне, Данила тянется губами к её животу, прижимается…

Санта не сдерживает чувственный выдох, а потом чуть краснеет – потому что он поднимает взгляд, в котором – немного лукавства, мальчишеская улыбка…

И он снова прячет её, прижимаясь к коже. Ему нравится, как она реагирует на его движения. Для него – абсолютно невинные. Для неё – взрывающие личный космос.

Данила ласкает её кожу, её же царапает, ведет носом выше…

– Свет не надо?

Спрашивает тихо, приподняв голову, ловя её взгляд. Санта убедительно мотает головой. Она боится, что свет её испугает, придаст происходящему большей реальности. Даст ему рассмотреть лучше любые намеки на то, что она предпочла бы скрыть.

Благо, он не настаивает…

Кивает, его взгляд снова опускается. Он ведет пальцами по выступающим ключицам, ими же любуясь. Не спешит будто. Наслаждается. Дальше – поднимается к лицу…

– Посмотреть на тебя хочу. Можно?

И задает вопрос, который заставляет покраснеть, хотя Санте казалось – что сейчас уже некогда смущаться.

Она осторожно кивает, а потом не дышит, позволяя миллиметр за миллиметром скатывать с плеч бретельки, приподнимает локоть, освобождается от лишнего. Позволяя на себя смотреть. Трогать себя позволяя. Легкими касаниями – кончиками пальцев, которые проезжаются от пупка, выступающих ребер вверх до полной груди… Проходятся по ней, делая кожу гусиной, обводят ареолу…

И это слишком чувственно, потому что Санта не выдерживает – снова закусывает губу, испускает тихий коротенький стон…

Снова ловит мужскую улыбку и быстрый взгляд, а потом закрывает глаза, сглатывая, когда сосок накрывают уже губы.

Плед сминается пальцами сам. Сама же сильнее выгибается девичья спина.

Сам приоткрывается рот, само ускоряется дыхание… Повышается нетерпеливая концентрация желания, скатываясь жаром вниз из солнечного сплетения в промежность.

Когда Данила отрывается от груди и тянется вверх, её губы сами ищут его губы. Они влажные и прохладные, Санта их греет. Пока Данила не отрывается, чтобы снова смотреть.

– Идеальная вся. Даже не верится…

Мужской шепот снова проникает под кожу, звенит в ушах, ускоряет дыхание. Санта открывает глаза, встречаясь с его серьезным взглядом. Зная, что он не лукавит сейчас. Это не пустой комплимент ни о чём. Это значит, что он о ней думал. И сейчас у него совпало.

Ответа Данила не ждет. Снова тянется к её рту, поцелуи из рваных и страстных постепенно становятся нежными, тягучими, глубокими. Мужские руки изучают территорию, не стыдясь. Гладят живот, расстегивают пуговицу на джинсах, скользят по бедрам, сгибают коленки, щекочут голые щиколотки…

О пол с громким звуком бьются подошвами её стянутые наспех кроссовки.

Испытывая одновременно стыд и невероятной силы возбуждение, Санта приподнимает таз, позволяя Даниле снять с неё джинсы… И снова смотреть.

Уже сверху, когда он стоит, возвышаясь над ей кроватью. А она – полулежит на ней же поперек, придерживаясь на локтях. Из ткани на Санте – кружево стрингов и хлопковые следы.

Сам Данила тянется к вороту своего пуловера через голову, дергает вверх, снимает, отбрасывает куда-то на пол, снова не глядя…

И пусть Санта в жизни не осмелилась бы произнести «посмотреть хочу», но запретить это сделать ей некому.

Впрочем, как некому запретить трогать.

Когда он снова наклоняется, упирается руками, тянется губами к ее лицу, а Санта переносит вес на один локоть, чтобы освободившейся рукой скользить по предплечьям и плечам, чувствуя, как крышу сносит от ощущений. Твердых мышц и горячей кожи.