Стану смелой для тебя

Как страдает сама – Санта знала. Насколько мучает Данилу – могла только предполагать. И спроси её какая-то из подруг, что делать в подобной ситуации, с высокой вероятностью Щетинская советовала бы притормозить скорее, чем бросаться в омут. Но когда речь о собственных переживаниях, язык «советовать» уже не поворачивается.

Данила не подгонял Санту на выход. Ждал, смотря ненавязчиво, когда она – в экран телефона.

Ей написала мама. Спросила, дома ли уже «Сантуша».

А та самая «Сантуша» строчила и удаляла бессвязные слова на максимально тусклом экране, используя это как повод задержаться хотя бы лишнюю минуту рядом с ним.

В итоге же вздохнула, заблокировав.

Повернулась, посмотрела в глаза:

– Спасибо, что приехали сегодня к маме. И спасибо, что забрали меня. Я просто хотела с вами поговорить и всё прояснить.

Данила усмехнулся.

– Прояснила?

Спросил, смотря в её глаза. Кивнул в ответ на её кивок.

– Я рад.

– Я тоже…

В машине снова – тихо. И снова нужно или искать повод, чтобы остаться, или наконец-то уйти. Но Санта не спешит. Данила – не выгоняет…

– Ты про поездку слышала?

– Я всё слышала…

Признаваться в том, что подслушала их с мамой разговор от начала и до конца, Санте было неловко, но снова погрязнуть в непонимании не хотелось. Да и Данила отреагировал спокойно.

– Спасибо вам, но это не обязательно.

– Ничто не обязательно, Санта. Но начинай учиться принимать.

Данила сказал то же, что уже говорил Лене. Санта отреагировала так же – кивнула, не споря. Понимая его правоту, но не спеша заверять, что обязательно так и поступит.

– Меня пригласили на интервью в одну юрфирму...

Санта выпалила, засекая мужские реакции до мельчайших подробностей. Данила самую малость нахмурился, недолго смотрел задумчиво:

– В какую? – задал вопрос мягко.

– Костенко и партнеры.

Санта и сама не знала, откуда, но произнося, была уверена: её решение будет зависеть от того, что сделает или скажет Чернов. И если ничего не скажет – это тоже отложится на подкорке.

Он чуть скривился.

– Они – средненькие.

И заключил вроде как в меру деликатно, хотя суть Санта отлично поняла.

– Но это решит вашу проблему. И мою тоже...

Наверное, в её взгляде промелькнула тоска, но Данила ничего не ответил.

Он хочет ей добра. Но и себе он тоже его хочет. Попросить её на выход из Веритаса не дает совесть. Но и получив от неё предложение самоустраниться, он всё равно не спешит отпускать. Это тревожит. И это трогает. Их проблема глубже, чем хотелось бы думать.

– Я куплю вам новую раму…

Произнесенное торопливо обещание, чтобы сменить тему, Данила воспринял уже с улыбкой.

Снова, как когда-то, перевел взгляд на её подъезд. На сей раз было понятно – нужные окна он помнит.

И думает, наверное, о том же, в чём тормозит себя Санта.

Если они рискнут – им будет очень сложно. Они, скорее всего, не справятся. Но а если вдруг?

Данила чувствует, что в ней, как всегда, недостаточно смелости. Она не может ни уйти, ни пригласить, ни остаться.

Он компенсирует, решая за двоих.

Смотрит в её лицо, как бы приказывает:

– Поднимешься – напишешь. Не хочу волноваться.

Санта же только кивает, принимая требование.

Внутри клокочет, когда она тянется к ремню, отщелкивает.

Знает, что Данила следит за её действиями, но так же знает, что он её не остановит.

Позволяет освободиться от ремня безопасности. Позволяет открыть дверь.

– Доброй ночи, Данила…

Позволяет попрощаться. Только когда она смотрит на него, он – чуть в сторону, и как бы стеклянно.

Почему – Санта знает. Её рот врет. А он не хочет «слушать» глаза.

Он хочет поступить правильно. Он хочет её отпустить. Им надо подумать. Им надо всё взвесить.

Это – по-взрослому.

Это – разумно.

– Доброй ночи, Санта.

Его мягкое прощание делает больно, но Санте кажется, что лимит по смелости на сегодня исчерпан.

Она не оглядывается, идя к двери подъезда.

Она начинает чувствовать, как грудную клетку заполняет ноющей пустотой, поднимаясь на один пролет, чтобы вызвать лифт.

Больно кусает нижнюю губу и хмурится…

Через силу заставляет себя начать сначала вызов, потом – свой этаж.

Едет, прижавшись спиной к стенке, позволяя себе даже несколько не болезненных, досадных просто, ударов затылком о металлическую обивку кабинки.

Потому что как бы правильно ни было вот сейчас ехать в квартиру одной, она хотела его снова на чертов кофе, который они никогда, кажется, не выпьют.

Она его хотела.

Она ему об этом не сказала…

Попав в квартиру, Санта со злостью отшвырнула ключи, так же – телефон.

Помнила, что обещала ему отписаться, но пальцы будто обесточило. Они разучились моторно двигаться.

Её обесточило всю.

Они с Данилой обсудили даже глупую кличку её машины, но она не выдавила из себя ни слова прямо о действительно важном.

Санта прижалась к своей двери уже лбом, закрыв глаза, прислушиваясь к тишине, которую будто хоть что-то могло разбавить.

Страшно было услышать, что снизу опять уезжает машина.

Страшно было признаться, что сама же его отпустила.

Всё было страшно. И это злило.

А ещё внезапно придало сил на последний рывок.

Санта оттолкнулась от двери, присела на корточки, беря с полки брошенный телефон.