Стану смелой для тебя

И если всё время до последних его слов Лена держалась. То на них – её губы плотно сжались, глаза заблестели. Она вдавила конверты с еле-слышным хрустом плотнее в грудь…

– Спасибо, Дань… Спасибо тебе огромное…

* * *

Жившая в Санте трусиха приказывала закрыться в комнате и не высовывать нос, пока не станет очевидным: Чернов уехал. Накрыть голову подушкой, чтобы невзначай не услышать чего-то лишнего. А может даже придумать новый повод для обиды…

Но стоило оказаться за дверью своей детской спальни – Санте тут же стало тошно. Потому что невозможно прятаться вечно. Потому что невозможно вечно откладывать.

Потому что дыры в его понимание надо заполнять им, а не своими домыслами.

Она почти сразу снова открыла дверь, спустилась по лестнице.

Хотела заглянуть на кухню, но услышав отрывок разговора – опустилась на одну из нижних ступенек, закрывая глаза и закусывая губу. Из-за нового прилива стыда. Из-за того, что вспышками мелькает, как она бьет о стол его премию. Как с размаху отправляет на пол фотографию.

Как карает без суда и следствия, целясь в человеческое достоинство.

Данила с Леной разговаривали тихо, но Санта слышала каждое слово. Рвала себе душу – виной и сомнениями, но встать не могла.

Прижалась виском к стене, разделяющей холл и кухню, впитывала диалог, додумывала каждый жест. Упивалась доставляемой ими болью, тонула в своей же дремучести.

Должна бы сбежать, как только стало ясно, что они договорили, но сегодня – нет.

– Спасибо, что приехал, Дань...

Сначала Санта услышала, как двигаются стулья. Дальше – что они идут.

Лена остановилась в дверном проеме, прижимаясь к косяку плечом, Данила пошел дальше.

За его движениями следило уже две пары глаз.

Лена смотрела с улыбкой, Санта – с кучей невысказанных слов.

И бог его знает, что его заставило, но в какой-то момент он остановился посреди холла, замер на секунду.

Так же, как замерло сердце Санты.

Потом повернул голову. Увидел её сразу. И сразу же, наверное, понял, что трусиха – в своем репертуаре. Снова говорит что-то глазами. Он же – молчит.

– Сантуш...

А вот заметившая её мама непроизвольно улыбается.

Скользит теплым взглядом по по-прежнему сидящей на одной из нижних ступенек Санте.

А девушка не может заставить себя смотреть в ответ. Её будто сковало Данилой. Его словами на кухне. Его действиями в кабинете. Его взглядом сейчас.

– Привет, Санта...

Чернов обращается мягко, она закрывает глаза и мелко кивает, не выдержав. Мурашки не бегут по телу, а будто окутывают.

Санта обнимает себя руками, с силой сжимая кожу плеч.

В коридоре тихо. И Данила, и Лена смотрят на неё. Она же набирается смелости.

Сегодня её нужно по-особенному много. Сегодня она по-особенному нужна.

– Вы в город? – понимая, что тянуть нельзя, Санта открыла глаза, чтобы тут же в очередной раз чуть-чуть умереть. Он всё это время смотрел. И как ждал. Непонятно только, этого ли вопроса.

– Да...

Получив его задумчивый ответ, Санта кивнула.

Скользнула на мать, чуть краснея, но по-прежнему не готова была с ней совсем начистоту.

Поэтому вернулась к Чернову. Чувствовала, что язык, как всегда, липнет к нёбу, но на сей раз Санта не дает ему ни единого шанса сопротивляться.

– Можно с вами?

Глава 27

Глава 27

Трусость портит жизнь. А смелость – её усложняет.

Санта смотрела в боковое зеркало внедорожника, пытаясь одновременно усмирить нервы и поверить, что она действительно сказала вслух. Он действительно ответил «можно», и теперь за их спиной закрываются ворота маминого дома, а впереди – сорок минут, которые можно провести в трусливой тишине или неизвестно куда способном вывести смелом разговоре.

Заводить который Чернов не спешил.

Наверное, элементарно не знал, чего стоит ждать от неё. Куда её сегодня понесет.

Она же просто хотела, чтобы каждое сказанное слово прозвучало правильно. Чтобы они поняли друг друга. Чтобы стало легче. Сейчас и вообще.

– Твоя машина в Киеве?

Данила спросил, заставляя Санту встрепенуться и зардеться.

Можно было бы соврать, он не стал бы проверять, но Санта сегодня за правду. Поэтому:

– Нет.

Ответила, принимая его ухмылку, как заслуженную кару. Потом – взгляд. В отличие от тех, что были в холле – будто озорной. Но это – напускное. Он просто взрослый и опытный. Он просто умеет держать себя в руках. Он просто понимает, как ей неловко и пытается сгладить, в шутку свести…

– Тебе настолько не нравится водить?

Санте хотелось ответить: «мне настолько нравитесь вы», но это всё испортило бы, поэтому она сдержалась. Сначала пожала плечами, потом, принимая его мягкую подачу, попыталась зайти осторожно. Издалека…

– Мне нравится. Купер – папин подарок. Последний.

Санта говорила, смотря на профиль водителя. Для него эта информация, кажется, лишняя. А ей откровенно хочется поделиться. Впервые с кем-то.

Она чуть хохлится, потому что по коже – мороз, а потом берет себя в руки, вздыхает, продолжает.