Стану смелой для тебя

Санта сидела на маминой кухне над большой прозрачной миской с клубникой. Брала за хвостики, откусывала, закрывая глаза каждый раз, чтобы ярче прочувствовать и будто отвлечься…

– Вкусно тебе? – услышав мамин вопрос – взмахнула ресницами, улыбнулась, кивнула…

– Очень.

Отвечая искренне, искренне же впитывая мамину радость. Бесконечную любовь.

В понедельник она ушла из Веритас с полным раздраем в голове и на сердце. Всю неделю покрывалась холодным потом, вспоминая, сколько и насколько ужасных вещей наговорила Чернову. Как позорно сначала вывалила на него все свои сомнения, облачив в обвинения, а потом расплакалась у него же на груди.

Наверное, больше всего в жизни хотела бы, чтобы это ей просто приснилось. С другой же стороны… Ей полегчало. Шарик лютого гнева сдулся. Данила не дал разорваться.

Ей была дана неделя для раздумий. Вроде как отпуск. Благо, свидетелей их с Примеровой позорной перепалки и истерики в кабинете Чернова не было. Он правда закрыл тогда дверь изнутри. Не побоялся остаться «в клетке» с разъярённым хомяком. Или на кого она там походила?

Это всё было стыдно. За это за всё нужно было извиниться. И она пыталась, но каждый раз палец замирал над контактом с его именем, а язык немел. Санта просто не знала, как начать, что сказать. Хотелось много, а получилось бы жалкое блеянье – она себя знала.

Узнав, что Альбина Примерова отрабатывает до конца недели и уходит на вольные хлеба, Санта сначала не поверила, а потом ей стало ещё хуже. Она до последнего была уверена, что сказанное Черновым в сердцах «заявление» не будет иметь последствий. Оказалось же – вполне реальные. И к этому приложена её рука, а удовлетворения – ноль. Впрочем, как и от злости на лице Альбины, когда получила симметричный ответ в своей же манере. И пусть это странно, но её даже немножечко жалко…

В дни, проведенные в отчем доме под крылом у мамы, Санта думала очень много. По-новому на многое смотрела. В частности, на себя. А ещё – на Данилу.

Поняла, наконец-то, что подсознательно стремится заполнить любое непонимание его действий или слов подлостью, ложью или безразличием. Так, будто боится предположить в нём хорошее. Например, искреннее отношение к себе.

Её суд условной справедливости толкует любое сомнение в пользу обвинителя, постыдно забив на один из главных принципов, внедрив презумпцию виновности.

И это так странно. Она как пытается в своих же глазах его очернить, но при этом никак не получается попасть в цель. Он всегда оказывается лучше, чем она предполагала. Он всегда удивляет.

Он продолжает жить в сердце. В нём же ныть.

Он, очевидно, не знал про адрес в приглашении. Он отдал Лене закрытый конверт. Он предлагал за ней заехать. Он взял Санту на стажировку и не повез с собой в суд, когда там был Игнат. Он её оберегал, как вряд ли его оберегал её отец. Но она сама оказалась куда менее благодарной, чем приписала ему.

– Не грусти, Сантуш…

Судя по всему, она в очередной раз «зависла» с надкушенной ягодой в руках. Пропустила, что мама встала со стула, протянула руку в её щеке, погладила нежно, снова улыбнувшись, чтобы дальше – уже провожаемой взглядом дочери – подойти к духовому шкафу, приоткрыть дверцу, заглянуть…

Сегодня у них на ужин шарлотка. Фирменная Ленина. Уже пахнет яблоками и корицей на всю кухню, но только опытный взгляд мамы способен определить момент, когда пора доставать.

С настойчивыми расспросами к дочке Лена не лезла, за что Санта была ей благодарна. Сама же пока не нашла сил по-честному всё обсудить. Сначала хотела разобраться в себе.

Но с облегчением отмечала, что от своего «испытания» мама отошла. Она умела отпускать, подниматься и идти. Санта восхищалась этим, потому что в себе наблюдала куда большее стремление погрязнуть, чем двинуться дальше. Копить и взрываться. Но так нельзя. Ведь это уничтожало её же.

Одна из юрфирм, в которую она написала, пригласила Санту на интервью.

И ей бы радоваться, считать хорошим шансом и знаком, но она только сильнее приуныла. Ее просили ответить до пятницы. Сегодня – она. Но что сказать – Санта не решила.

И поговорить с Данилой тоже не осмелилась.

– Сантуш…

Лена окликнула, оглядываясь от плиты…

– Может полетим куда-то? Лето, а ты не отдохнешь…

Спросила аккуратно, увидела, конечно, что вместо ожидаемого желания во взгляде дочки зажигается сомнение. Она чуть хмурится. Думает…

Санта всегда любила выбираться куда-то с мамой. Ещё тогда, когда Пётр был жив, они часто ездили вдвоем, если у него не получалось с работой. Обо всём говорили. Не обходили стороной бары. Смеялись дружно, когда к ним подкатывали с типичным «систерс?». Это было легко и беззаботно. Но сейчас…

– Не знаю, мамуль… Можно, я подумаю?

Санта ответила аккуратно, не хотя обидеть, но и ложной надежды не давая. Не могла ничего планировать, пока не решит, что делать с Веритасом. С собой. С чувствами к Даниле. В которых она так и не призналась. Которые откровенно излила слезами.

Которые глубже поселились, когда она справлялась с остаточными рыданиями, а он, усадив на диван, осматривал порез под коленкой.