Стану смелой для тебя

Чернов не настаивал. Наверное, думал, что ей нужно время сформулировать. А ей нужно было, чтобы обрести хладнокровие, не позволить себе ничего лишнего. Не скатиться снова в безосновательную едкую желчь.

Когда это случилось, Санта снова повернула голову к водителю, посмотрела честно:

– Если вы уволили её из-за меня – не надо.

– Я уволил её не из-за тебя, а из-за перехода границ допустимого. То, что вы устроили, – это божий срам, Санта. Но я достаточно знаю вас обеих, чтобы уметь различать, кто завел, кто среагировал.

– Вы ошибаетесь. Это я её спровоцировала… Я сказала, что она недостаточно хороша. Для вас. Для моего отца. Для Игната.

Санта повторила свои же слова, остро ощущая, насколько они кажутся злыми и не свойственными ей.

Данила отреагировал на них усмешкой, долгим взглядом, переводом головы из стороны в сторону…

– Ты бьешь людей наотмашь… Мне пора начинать тебя бояться, малыш…

И словами, которые будто ставят с ног на голову, а потом возвращают на исходные – но в ушах жутко шумит, а желудок в узел.

– Но я в жизни ей такого не сказала бы, не зацепи она именно тогда…

– Я это понимаю. Я даже тебя не виню. Но просто знай, ты бьешь больно, неожиданно и метко. Думай трижды, прежде чем делать это.

– Хорошо…

Спорить Санте не хотелось. Впрочем, как не хотелось и бить. Поэтому девушка согласилась, замолкая. Прислушиваясь к тому, как сердце молотит по ребрам.

«Малыш»…

– Так что там с «женщиной, с которой я…»?

И пусть Щетинской казалось, что тема закрыта, но Данила посчитал иначе. Вернулся к вопросу, который она оставила без ответа.

Ждал, вздернув бровь. Она же хмурилась.

В душе протестом отзывалась необходимость произносить вслух. Но он, кажется, не отцепится.

– Женщина, с которой вы спите.

Поэтому приходится.

Санте становится муторно. Даниле – почему-то весело. Не сразу, но на мужском лице появляется улыбка.

Потом он мотает головой, произнося под нос:

– Твою, блин, мать…

Будто ему одновременно смешно и грустно.

Данила смотрит на Санту, которая замерла, не понимая. Он откровенно забавляется. Или это уже нервное:

– Это Аля тебе сказала?

Мужчина спрашивает, щеки Санты вспыхивают бордовым. В грудной клетке становится тревожно. Она не хочет развивать, но и обрубить разговор не может. Данила явно ждет ответа.

– Нет. Аля просто попросила оставить вас в покое. Но это… Обсуждается…

Санта попыталась спетлять, в ответ же получила только новый взгляд – слегка разочарованный. Такой же, как тогда в кабинете. Только уже без удивления.

– Нами с тобой это не обсуждалось, Санта. Я не сплю с Алей. У нас – давняя история. Мы дружим с университетских времен, но мы никогда не были парой. И я в жизни не взял бы на работу человека, который сможет крутить мной, манипулируя личным. Отчасти поэтому мы с ней и попрощались сейчас. Она пыталась это делать, будучи другом.

Слушая его ответ, Санта чувствовала, что сердце обрывается на отдельных словах.

Сейчас по привычке снова можно засомневаться, но она чувствует: Чернов говорит правду. А она – снова дура. Потому что действительно не обсуждали. Она сама всё придумала. Услышала от Гриши. Не поставила под сомненье истинность. Построила умозаключение на ложном суждении. Двойка по логике, Санта. Постыдная двойка.

Но всё это вторично, потому что:

– Но ведь кто-то у вас есть…

Грань между обсуждением вопросов, которые её касаются, и уже нет, – очень тонка. Позволяя себе этот – слишком смелый – Санта одновременно боялась получить по носу и замерла в ожидании честности. Потому что она ведь на самом-то деле не настолько беспринципна, как вот сейчас могло сложиться у Чернова в голове.

Она хочет его. Она его любит. Она испытывает отторжение к Альбине и ей совсем не было жалко стерву, которой могут изменять. Но она устала сомневаться. И как показывает опыт – часто зря.

Смотревший перед собой Данила становился всё серьезней, рука скользнула по рулю, опустилась на рычаг. Санта смотрела на неё, одновременно ожидая и боясь.

Они перешли из рубрики «рабочее» в рубрику «личное». И тут так просто не пойдет.

– У меня есть проблема, Санта. И честно тебе скажу, я не знаю, как безболезненно её решить.

Данила ответил, у Санты сперло дыхание из-за осознания того, как много смысла поверх слов накладывает долгий взгляд.

* * *

Неловкость прощания в его машине перед её парадным стала традиционной. Во время поездки они, кажется, всё обсудили. А может даже больше, чем стоило.

Санте надо было подумать. Даниле, наверное, тоже.

Ведь его «святая Санта» оказалась не загадочной молчуньей, а взбалмошной девицей, любимое хобби которой – делать поспешные выводы. Во всяком случае, себя она, к своему огромному стыду, видела сейчас такой.

После его «не знаю, как решить» Санта замолчала. Данила тоже не спешил объясняться. Да и вроде как в этом нет необходимости. Он уже сказал всё. Она ему нравится, но пока что проблем больше, чем пользы. Причем для обоих.