Стар и млад

Коля Авдеичев, плотник, пастух, огородник, кузнец, а точнее сказать про него — крестьянин, или, как сам он рекомендует себя, — безответный мужик, этот Коля Авдеичев присвоил откопанному при постройке дороги скелету имя: Костя Костеев. Так его и звали все в Озерешне.

Скелет стоял до тех пор, пока не наехал директор совхоза и не нашумел на Надежду Ивановну, бригадира. Надежде Ивановне было двадцать два года. Она закончила в области курсы, ее направили в Озерешню. Ей очень хотелось поднять производство в инвалидной да стариковской своей бригаде. Быть может, она скучала в неприсоединившейся пока что к большому селу деревеньке среди холмов и озер — никто не думал об этом, не знал.

Авдеичев Коля высказался однажды о бригадирше: «Ни кожи, ни рожи в нашей Надёже, один диплом, хоть кусай его за столом: а не выкусшь толку — и зубы клади на полку». Эту Колину прибаутку Надежде Ивановне донесло деревенское радио — скорый бабий язык. Радио бунчало по Озерешне без перебоев: в которой избе гуляли, бранились или что-нибудь замышляли купить в хозяйство — ведомо становилось всем. Коля сказал про Надежду Ивановну хотя и обидно для девушки, но не со зла, а так, по мужичьей привычке почтить начальство балагурной отметиной. И вся Озерешня с Колиной легкой руки величала свою бригадиршу: Надёжа.

Директор сделал Надежде Ивановне выговор за слабо идущую косовицу, а также за безобразие около самой дороги, за этот дурацкий скелет. Надежда Ивановна сразу, как только уехал директор, нашла в чемодане свои городские перчатки, натянула их и, проглатывая слезную обиду, отправилась к церкви. Робея, она подошла к скелету, взялась за ребро и потянула. Скелет легонько, будто с охотой качнулся к ней и сронил с плеч маленькую головку. Надежда Ивановна так и прянула от него...

Коля Авдеичев все наблюдал из окошка. Нога у него была ранена в партизанах, не гнулась в коленке и что-то с вечера тосковала, наверно к дождю. На покос Коля решил не ходить, а сел с утра постругать мутовку, жена Зинаида давно уже принесла из лесу сосновую лапу-рогульку, да было все недосуг ее очинить.

Зинаида работала вздымщицей в химлесхозе. Она выстругивала особым железным резцом на сосновых боках длинные зазубрины — карры, и сосны становились похожими на сержантов-сверхсрочников с золотыми угольниками на рукавах. Зинаида подвешивала к зазубринам шиферные рюмки, и в них до краев набегала смола.

Когда Николай завидел в окно бригадиршу, то решил уже было прилечь, покряхтеть на случай ее прихода в избу. Еще он подумал, что лучше всего бы ему закатиться с утра на озеро — только жалко, что спиннинга нету, — там никто бы его не трогал, не попрекнул...

Николай наблюдал, как Надёжа шпыняет скелет на пригорке. И стало ему обидно, нехорошо. Он положил свое рукоделье на лавку, проворно заковылял из избы. С крылечка он крикнул Надёже:

— Куда ты Костю-то Костеева? Человек ведь тоже был... Как и не мы. Ишшо, может, сознательнее нашего брата... Сейчас я тебе подмогну! — крикнул Коля. — На па́ру-то мы поскладней унесем. А так по деталям всего растеряешь.

Коля полез напрямую в гору, больную ногу свою волочил. Он выкрикивал упреки бригадирше, но были они также и утешения для нее...

— Тоже ведь человек был... А голову потерял — уже полчеловека. — Коля подхватил упавший череп. Главный костяк он приобнял рукой и поволок скелет с горы к себе на усадьбу.

Для чего он нужен ему, Николай не смог бы ответить. А если бы кто предсказал ему загодя такое дело, он плюнул бы и ругнулся. Но он волок этого Костю Костеева, было трудно ему спускаться по крутизне и ломиться через кустарник, и чем больше потел он и уставал, тем неоспоримее казалась ему взятая добровольно работа. И росло в Николае уважение к самому себе, и еще какие-то добрые и жертвенные чувства подымались в нем.

Надежда Ивановна двигалась следом за Николаем. Она несла отскочившую ногу скелета. Николай не оборачивался к ней, а только иногда произносил уже говоренную много раз свою идею:

— Тоже ведь человек был...

На своем дворе он уложил скелет наземь, вооружился топором и пилой-ножовкой, измерил костяк валявшимся тут же черенком от лопаты и раскроил по этой метке два горбыля. Больше строительных материалов не нашлось на усадьбе у Николая Авдеичева; которые были доски, он все пустил на пристройку к сеням — сдавать городским на лето.

Коля просунул топорик в паз и отодрал от пристройки одну доску, а потом и другую. Он действовал с необычной для него нервною торопливостью. Навытаскивал гвоздей из стены собственной хаты и принялся сколачивать гроб...

Надежда Ивановна маялась недалеко от калитки, хотела она уйти, отвязаться от этих костей, да нужно было еще наказать косы отбить для приезжих рабочих, которых директор сулился прислать. И к Ганькиному Гришке тоже надо зайти постыдить балбеса: один здоровый парень на всю Озерешню, и тот наладился в лес по чернику, а после в город на рынок.

Но бригадирша не уходила, сама ведь затеяла, и все оставить теперь на Колю Авдеичева было неловко.