Читаем Старая дорога. Эссеистика, проза, драматургия, стихи полностью

Все тут и всё тут. И длинные прозрачные шлейфы, и грубое солдатское сукно. Атмосфера карнавала. Фешенебельная публика не чурается голытьбы, а голытьба не раболепствует, не жмется по углам. Таганрогцы воодушевлены, поддевают друг друга взглядами и шутками.

За толстой занавесью прячется Антон. Он похож на подглядывающего и подслушивающего мальчишку, которого погнали спать, чтобы не мешал взрослым. Но мальчишка нашел, где укрыться.

Задуваемая слабым ветром, гаснет люстра. Или Антону это кажется, что люстру задувает степной вечерний ветерок. Хрустальные подвески меркнут одна за другой. Антон бросает последний взгляд на зал, на пустующую царскую ложу и видит, что теперь ложа не пуста. В ложе сидит скелет Александра I с горностаевой мантией на плечах. На голове императора корона. Камни в короне меркнут так же, как и подвески театральной люстры. Однако можно дать голову на отсечение, что Антон единственный, кто видит императора. Да и то, царь является ему на миг.


Занавес раздвигается, и перед публикой предстает степь. Не степь, конечно же, а декорация степи.

На сцену выходит оборванец с крепкой палкой. Рыжая бородка и крючковатый нос делают его сходство с Моисейкой неотразимым.


По залу прокатывается волна удивления. Все взоры обращаются к галерке, на которой, тараща безумные глаза, сидит Моисейка. Заметив, что на него смотрят, он приосанивается и расправляет плечи.


Расхаживающий по сцене рыжебородый оборванец ежится.

– Край наш очень ветреный, – говорит он. – Семь месяцев в году такие вертопрахи, что только диву даешься, как мы еще живы.

За кулисами воет ветер, который изображают всеми возможными способами мещанские дети. Это те самые мальчишки, которые дразнили Гарибальди и от которых он отбивался палкой и орехами. Мальчишки притащили и Рогульку. Пес Рогулька талантливо подвывает, добавляя необходимую ноту ужаса в вой ветра.

Из-за дальних кулис выходит мужик в красной рубахе и черных сапогах. Он ведет на веревке небольшой монгольфьер. Ступает через силу, сопротивляясь ветру.

– Это Егор, – сообщает рыжебородый. – Шальной заблудящий человек. Был охотник и по лошадиной части барышничал, а теперь шар на веревке водит. Раз сядет в человека ветрянóй дух, то ничем его не вышибешь.

Перейдя сцену, воздухоплаватель исчезает за кулисами.

Мещанские дети снова принимаются изображать ветер. Они дуют в трубы и приводят в действие хитрые трещотки, напоминающие допотопный ткацкий станок.

– Степь наша без конца и края, – продолжает рыжая борода. – Ветер гуляет лихой. Такой ветер, что может чиновника унести… или принести. Степь она и есть степь…

Из-за кулис на сцену выкатываются перекати-поле. Шарообразные растения бороздят сцену в разных направлениях. И вдруг точно таким же шаром выкатывается господин в зеленом мундире. Когда господин вскакивает и разгибается, являя публике пышные соломенные усы, все ахают.

– Родион Петрович Полумраков, собственной персоной, – представляет чиновника оборванец.

Полумраков кланяется.


Теперь взгляды таганрогцев обращаются к Селиванову. Гавриил Петрович начинает немного нервничать, но вида не подает. В углу его ложи стоит ломберный столик с графинчиком и стопочкой. Улучив момент, Селиванов прикладывается.


Господин в зеленом мундире достает из кармана колоду карт и ловко пускает их из руки в руку. Затем Полумраков поворачивается к залу в профиль и снова пускает на воздух колоду карт, усеивая ими всю сцену.

Из-за кулис выходят герои пьесы. Прекрасная Елена, купец, которого играет комик Телегин (купец имеет отдаленное сходство с Павлом Егоровичем), другой купец с люлькой в руке, по которой в нем можно узнать Еремея Ткаченко, дама с формами по имени Аделаида, в окружении поклонников. Герои пьесы поднимают с пола карты, каждый свою карту, и, разбредясь по сцене, поворачиваются к залу спиной.


А зал уже давно гудит, потому что многие узнаны. Трудно не угадать в даме с формами Ариадну Николаевну, а в поклонниках – грека Вучину и преподавателя физики Поликанова. Публика в партере обменивается мнениями:

– Полумраков какой-то. Черт его знает, чем занимается. На Селиванова похож.

– Селиванов и есть. Сходство даже глаз режет.


Антон наблюдает из-за кулис за происходящим на сцене и в зале. Ропот в зале нарастает. Антон пятится, спотыкается о театральный реквизит, стоящий за его спиной, падает, вскакивает, расталкивает рабочих сцены, актеров и убегает по коридору, который ведет к гримерным комнатам.


Антон несется мимо комнаты Прекрасной Елены. Вдруг останавливается, врывается в комнату. В комнате темно. Замешкавшись на секунду, сигает под диван. Под тот самый диван, где он нашел убежище, когда гнался за папашиным сапогом.


А тем временем действие на сцене продолжается. Степь сменилась городским парком. Посреди парка фонтан со скульптурной группой «Геркулес, разрывающий пасть льву». Атлетически сложенного Геркулеса изображает контрабандист Геракл, а льва – Одиссей. Для пущей убедительности на копчике у Одиссея красуется желтый хвост с кисточкой. Рыжебородый оборванец продолжает свой рассказ:

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман