Читаем Старая дорога. Эссеистика, проза, драматургия, стихи полностью

Шарлотта и Антон глядят на сцену через щель передвижной будки. Антон видит не только сцену, но и зрительный зал. Антон ищет глазами Селиванова и находит его. На лице Гавриил Петровича буря чувств. Он хлопает рюмку водки.


Тем временем действие на сцене продолжается.

– Если бы у вас наружность была самая обыкновенная, нос папашин, а подбородок мамашин, то разве воспылало бы мое чувствие, мое самолюбие и мое самозабвение? – парирует Родион Петрович.

– Все ваши слова ложь, ложь и ложь. Баллада! – заявляет дама.

– Баллада? – переспрашивает он.

– Баллада, – настаивает она.

Полумраков опускается перед Аделаидой на колено:

– Вот вам моя рука и сердце! Если откажете – или в петлю, или на Кавказ.

– Ах, вы совсем не знаете меня, – заламывает она руки. – Мне нужен рыцарь без страха и упрека, а не любитель ловить рыбку в мутной воде. Мне нужен паладин, а не полуплут. Сразитесь с драконом!

Вступает оркестр. Трубы и литавры создают тревожную атмосферу.

– Мой Роланд, если вы победите, я ваша!

Родион Петрович поднимается с колен, дерзкий взгляд он бросает в зал. Теперь он Роланд, теперь он романтический герой.


На сцену выходит рыжий оборванец с копьем в руке и подкидывает его. Роланд Полумраков на лету перехватывает копье.

– Но где дракон? – спрашивает Роланд.

– Вот, – указывает оборванец на кирпичный завод и, обратившись к зрительному залу, добавляет: – Полумраков принял вызов. В ту ночь разразилась страшная буря.

Звучит барабанная дробь. Мещанские дети за кулисами имитируют раскаты грома. Роланд обходит завод кругом. Вдруг труба из папье-маше выпускает клуб черного дыма. Зал ахает, а рыцарь подается назад.


Находящиеся внутри завода Антон и Шарлотта заходятся в кашле. Пиротехнический эффект удался на славу. Дым в каморке рассеивается, и будка из реек и холстины, подобно башне танка, начинает медленно поворачиваться смотровой щелью к рыцарю.

Оркестр нагнетает атмосферу.

– Когда нам сдаваться? – откашливается Шарлотта.

– Когда вступит фагот, – отвечает Антон.

– Но мы должен сдаваться?

– Должен. Меня купили, Шарлотта.

– О, как это печально.


А на сцене происходит вот что. Набравшись смелости, Роланд подступает к дракону и сбивает копьем верхнее колено трубы. Сопровождаемый ударом барабана, кусок трубы катится по полу. Дракону это не очень-то нравится. Дракон перебирает четырьмя ногами в оранжево-черных носках. Рыцарь совершает второй выпад, и летит еще одно колено трубы.

Зал аплодирует. Теперь слово за драконом. Из окна кирпичного завода медленно высовывается деревянная лопата на длинном черенке. Теперь все попытки приблизиться к дракону становятся небезопасны. Завод и Роланд скрещивают «копья».


Шарлотта рулит коморкой, разворачивая ее за рейки, а Антон управляется с лопатой. Смотровая щель прыгает перед их глазами. В щели мелькает вошедший во вкус рыцарь Роланд. Он почем зря громит кирпичного дракона, отшибая куски трубы и хозяйственные постройки. Шансов у дракона нет, слишком уж отважен и благороден рыцарь. Даже непонятно, как мы могли сомневаться в чистоте его намерений. Аделаида хлопает в ладоши. Сбывается ее мечта.


Сидящий в зале Селиванов покрывается румянцем и пропускает еще одну рюмочку.


Измотанная Шарлотта выпускает из рук рейки, и завод мертво встает на сцене.

– Фсё! – отдувается она. – Капут.

Антон припадает к смотровой щели. Его взгляд останавливается на сидящем в партере Покровском. На лице отца Федора растерянность и даже мука. Антон переводит взгляд на Селиванова. Самодовольное лицо лоснится. Гавриил Петрович торжествует, к тому же он навеселе. Последние сомнения Ариадны Николаевны сейчас будут рассеяны. Ее расположения добивался рыцарь, а вовсе не проходимец. Глаза Ариадны Николаевны увлажены. Ее и рассмешили, и заставили пролить умильные слезы. Антон тяжело дышит. Еще пару выпадов, и Роланд добьет дракона.


Оркестровая яма. Вступает фагот: оркестрант пузырит щеки, и духовое музыкальное орудие производит хрипловато-гнусавый залп.


Находящийся в теремке завода Антон слышит этот предательский звук.

– Дудки, – тихо произносит Антон. – Будем драться.

– Мой командир, – приободряется Шарлотта.

У нее очень воинственный вид. Копье вездесущего Роланда снова обрушивается на каморку.


Вот дракон дернулся, качнулся, как пьяный, и, угрожая лопатой, пошел в наступление. Видимо, Роланд совсем не ожидал такого поворота событий. Ведь это не по сценарию. Не ожидал и оркестр, который уже было взялся изобразить триумф. Дирижеру приходится попридержать фанфары. Битва продолжается, и оркестр импровизирует.


Тут Моисейка, настоящий сумасшедший, а вовсе не актер, который его изображал, забирается в оркестровую яму и свергает дирижера. Моисейка дирижирует своей суковатой палкой. Оркестр подчиняется ему.


Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман