Читаем Старая дорога. Эссеистика, проза, драматургия, стихи полностью

Антон снова оглядывается. Народу у ограды прибавилось. Все пристально следят за происходящим. Жилы на руках Епифана вздуваются, кровь кидается в лицо, и жгут из веревок рывками начинает ползти вверх, приводя в движение корзину. Хохотнув и махнув рукой, Антон запрыгивает в корзину. Он уже перевесился через борт, а ноги еще болтаются снаружи.

Епифан Власыч из последних сил сдерживает монгольфьер. При этом, скрипя зубами, он рассуждает:

– Вот ежели который барин пойдет в ахтеры или по другим каким художествам, то не быть ему ни в чиновниках, ни в помещиках… Лети, барин!

Антон переваливается в корзину, и воздушный шар взмывает в небо.

Пелагея швыряет Антону огурец. Антон ловит его и с хрустом надкусывает.


Что делается на берегу! Народ хлынул через ограду. Все бегут, все, кричат, все машут. Все, все они тут. И Прекрасная Елена, и Шарлотта, и Покровский, и Моисейка, и Ариадна с Поликановым, и инспектор Дьяконов, и мещанские дети с Рогулькой, и актеры все здесь, все, кого только можно и нельзя себе представить, весь Божий мир, нет только Селиванова.

Антон, держась за стропы, поднимается над городом. Таганрог постепенно начинает уменьшаться. Но Антон еще видит людей, которые ему машут, еще различает их лица. На глазах его выступают слезы, он отчаянно хрустит огурцом. Невдалеке от берега прямо в море стоит телега с лошадью, на которую Одиссей и Геракл перекладывают с фелюги товар. Контрабандисты машут Антону, он отвечает им. От высоты и открывающейся морской шири захватывает дух. В стропах гудит ветер. Ветер долгого путешествия, ветер судьбы и славы, сокрушительных поражений и головокружительного успеха. Город все меньше и меньше. И все меньше фигурка Антона. Он машет Таганрогу и его обитателям из напоенной солнцем и ветром синевы.


Июнь 2010 г.

Допрос

(пьеса в двух действиях)

Действие происходит в тюрьме майской ночью 2023 года.

Действующие лица

Геннадий Олегович Сычев, дознаватель, 37 лет.

Ефим Ефимович Шкляр, подследственный, 57 лет.

Действие первое

Ночь. Комната для допросов. Посреди комнаты стол. На столе лампа. Под лампой дело: папка с бумагами. Рядом с папкой графин с водой и стакан. По одну сторону стола дознаватель Сычев, по другую – подследственный Шкляр. Сычев сидит на стуле, Шкляр – на табурете. В глубине комнаты зарешеченное окно. Рядом с окном этажерка, на которую водружен горшок с геранью. В комнате для допросов герань смотрится дико. Алые цветы тянутся к зыбкому лунному свету.


Сычев(подносит перо к бланку протокола). Фамилия, имя, отчество.

Шкляр. Шкляр Ефим Ефимович.

Сычев. Впрочем, что это я. (Рвет бланк протокола.) Ведь это не допрос… Беседа… Беседа. Моя фамилия Сычев. Геннадий Олегович Сычев. (Раскрывает папку.) Теперь вашим делом буду заниматься я.

Шкляр. Беседа? В два часа ночи?

Сычев(изучает материалы дела, одновременно разговаривая со Шкляром). Ваши соратники называют вас сумасшедшим профессором.

Шкляр. У меня не осталось соратников.

Сычев. Да, да, да… (Перебирает бумаги.) А кое-кто, интересно, очень интересно. Кое-кто называет вас предателем. Вы что, бежали с поля боя?

Шкляр. Скорее, я пошел до конца.

Сычев. Ага… Значит, идем до конца. До победы?

Шкляр. Победа это не конец.

Сычев(с любопытством рассматривает подследственного и снова углубляется в бумаги). Никто не ожидал, что вы станете поддерживать правящий режим.

Шкляр. Я его не поддерживаю.

Сычев. Тогда по какую вы сторону баррикад?

Шкляр. А что, есть баррикада?

Сычев. Теперь я понимаю, почему вы опасны и для нас, и для ваших товарищей по оружию.

Шкляр. Только оружие мне не шейте.

Сычев(усмехаясь). Что вы, что вы. Ваше оружие слово. (Захлопывает папку, откладывает дело на край стола. Принимает непринужденную позу.) Итак, профессор, кто же вы? Перебежчик? Проповедник? Политический активист?

Шкляр. Скорее тот, кто борется с активистами.

Сычев. Вот как?

Шкляр. Активист всегда готов примкнуть к какому-нибудь прогрессивному движению. Или возглавить его. Когда непрофессионал от политики рвет подметки, мне легче раскусить его.

Сычев. И как же?

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман