Старая Москва. Старый Петербург

Лев Кириллович был истинный тип благородного барина; наружность его была настоящего аристократа: он смотрел, мыслил, чувствовал и действовал как барин; росту он был высокого, лицо имел приятное, поступью очень строен, в обращении отличался необыкновенною вежливостью, простодушием и рыцарскою честью. Он был самый любезный говорун и часто отпускал живое, меткое, забавное слово. Он несколько картавил, даже вечный насморк придавал речи его особенно привлекательный диапазон. Всей Москве известен был обтянутый светлой белизны покрывалом передок саней его, заложенных парою красивых коней, с высоким гайдуком на запятках. Всякому москвичу знакома была большая меховая муфта[118] графа, которую он ловко и даже грациозно бросал в передней, входя в комнаты. Разумовского в обществе тогда называли Le Comte Léon. Разумовский был близок с Карамзиным и в тесной связи с масонами. Он был масоном и глубоко верующим и ревностным христианином.

Как уже было сказано выше, Разумовский был поклонником прекрасного пола.

В то время в Москве жил князь Ал. Ник. Голицын, внук знаменитого полтавского героя. Этот князь отличался крайним самодурством, за которое в Москве его прозвали именем оперетки, бывшей в то время в большой моде, Cosa-rara (редкая вещь).

Про Голицына рассказывали, что он отпускал ежедневно кучерам своим по полудюжине шампанского, что он крупными ассигнациями зажигал трубки гостей, что он горстями бросал на улицу извозчикам золото, чтобы они толпились у его подъезда, и проч., и проч. Разумеется, что все его громадное состояние – у него считалось 24 000 душ – пошло прахом.

Голицын был женат на красавице, княжне М. Г. Вяземской, почти ребенком выданной за самодура. Сумасшедшая расточительность мужа приводила княгиню в отчаяние. Он не читая подписывал заемные письма, в которых сумма прописана была не буквами, а цифрами, так что заимодавцы, по большей части иностранные, на досуге легко приписывали к означенной сумме по нулю, а иногда по два, по три. Все прочие действия и расходы его были в таком же поэтическом и эпическом размере.

Последние годы жизни своей провел он в Москве, получая приличное денежное содержание от племянников своих, светлейших князей Меншиковых и князей Гагариных. Вяземский про него говорит, что он был по-своему практический мудрец, никогда не сожалел он о прежней своей пышности, о прежнем своем высоком положении в обществе, а наслаждался по возможности жизнью, был всегда весел духом, а часто и навеселе.

Уже принадлежавши екатерининскому времени, он еще братался с молодежью и разделял часто их невинные и винные проказы; в старости он сохранял величавую, совершенно вельможную наружность. Ума он был далеко не блистательного, но так хорошо, плавно изъяснялся, особенно по-французски, что за изящным складом речи не скоро можно было убедиться в довольно ограниченном состоянии умственных способностей его.

Граф Разумовский был в свойстве с князем Голицыным и часто встречался с его женой в обществе. Нежное его сердце не устояло при виде ее миловидности и того несчастного положения, в котором она находилась вследствие самодурства мужа. Об этом романе вскоре заговорила вся Москва. «Брат Лев, – писал старик Разумовский к сыну Андрею в 1799 году, – роль Линдора играет». С обоюдного и дружелюбного согласия состоялся развод. Граф женился на княгине. Брак этот в свое время наделал много шума.

Богатые и знатные родственники Голицына сильно восставали против этого брака; сам же князь продолжал вести дружбу с графом Разумовским, часто обедывал у бывшей своей жены и нередко с нею даже показывался в театре. Брак хотя официально не был признан, но сильные мира, как, например, главнокомандующий граф Гудович, племянник его гр. В. П. Кочубей, явно стали на сторону молодой графини, и московское общество стало принимать молодую, щеголеватую и любезную графиню и толпиться у нее на роскошных пирах – зимою на Тверской, а летом в Петровском. Только изредка, тайком, делались намеки на не совсем правильный брак, но и этим намекам скоро был положен конец.

В бытность императора Александра I в 1809 году в Москве на бале у Гудовича государь подошел к графине и, громко назвав ее графинею, пригласил на полонез. Брак Разумовского был самый счастливый: шестнадцать лет протекли у них в самой нежной любви и согласии.

Графиня М. Г. Разумовская пережила мужа сорока семью годами. Симпатичная ее личность памятна еще многим людям нашего высшего общества. Графиня после кончины мужа предавалась искренней и глубокой грусти.

Для здоровья ее, сильно пострадавшего от безутешной печали, ее уговорили отправиться за границу, и здесь она переменила траурную одежду на светлую.

За границей много говорили о ее блестящих салонах в Париже и на водах. По возвращении в Россию она опять заняла первое место в высшем обществе. Графиня сперва поселилась на Большой Морской в своем доме (теперь Сазикова), затем переехала на Литейную, в дом Пашкова (дом Департамента уделов).