Старая Москва. Старый Петербург

11 ноября император Александр I, осматривая следы разрушения на Смоленском кладбище, вошел в церковь, в которой, установленной во всю ширину гробами, служили вечерню. Государь приложился к образу и вышел на паперть, утешал пострадавших от наводнения богаделенок и приказал снабдить их теплою одеждою[330].

На Смоленском кладбище также и многие свежие могилы были размыты водою, и множество гробов всплыло. Рассказывали, как передает П. А. Каратыгин, что одна молодая вдова, проживавшая в одной из линий Васильевского острова, накануне похоронила на Смоленском своего старого супруга, над прахом которого не расположена была долго плакать и терзаться, потому что покойный сожитель мучил ее своею ревностью. Проводив его на место вечного упокоения, она также думала найти наконец душевное спокойствие, но каков же был ее ужас, когда вечером рокового дня она увидела гроб своего сожителя у самого крыльца ее дома! Нечего делать, пришлось бедной вдовушке вторично хоронить своего неугомонного супруга.

После наводнения весь утонувший скот в Петербурге был отвезен на Смоленское поле, где и курилась огромнейшая жертва Посейдону-истребителю; всего скота: свиней, лошадей, коров, быков в Петербурге погибло 3600 голов. Между 4-й и 5-й линиями на Васильевском острове затонуло целое большое стадо черкасских быков.

Известный поэт того времени, граф Хвостов, почтил четвероногих утопленников следующим стихотворением:

     …Свирепствовал Борей,
И сколько в этот день погибло лошадей!..
И представлялась страшная картина, как:
     …По стогнам валялось много крав,
Кои лежали там, ноги кверху вздрав…

Император Александр Павлович изыскивал все способы, чтобы облегчить и утешить несчастных, пострадавших от этой страшной катастрофы. Мартынов пишет, что он видел на Чугунном заводе ужасы опустошения, которые превосходили ужасы Галерной гавани; здесь государь открывал трупы семейств, потонувших на этом заводе: «какими потоками слез орошал ангел наш, при вопле и рыдании окружавших его несчастливцев, переживших наводнение, как он утешал их, сам неутешный». Мартынов рассказывает[331], что это зрелище было тем трогательнее, что трупы не походили на обыкновенных утопленников и были как живые; особенно на щеках детей, казалось, играл еще румянец.

Объезжая наиболее пострадавшие прибрежные места на Петергофской дороге, Александр I посетил одно селение, которое было совершенно уничтожено наводнением. Разоренные крестьяне собрались вокруг императора и горько плакали. Вызвав из среды их старичка, государь велел ему рассказывать, кто и что потерял. Старик начал по-своему: «Все, батюшка царь, все погибло: вот у афтово домишко весь унесло и с рухлядью, и с животом, а у афтово двух коней, четырех коров затопило, у афтово» и т. д. «Хорошо, – сказал император, – это все у Афтова, а у других что погибло?» Тогда объяснили государю, что старик употреблял афтово вместо этого. Посмеясь своей ошибке, государь приказал выстроить на высокой насыпи нынешнюю красивую деревню и назвать ее «Афтово».

Тысячи семейств, пострадавших от наводнения, тотчас же получили помощь; дом военного губернатора был немедленно открыт и обращен в приют несчастным, лишившимся крова; одного хлеба в первый же день было роздано на 3500 рублей. Каждый день сюда приходило до 500 человек и жило более 250 человек. Разоренным наводнением также щедро выдавались и денежные пособия. По поводу щедрой выдачи денег рассказывают следующий забавный случай. Одна дама является к графу Милорадовичу, вся в слезах. «Верно, вы не получили вспоможения?» – спрашивает ее военный губернатор. «Нет! На нас Бог прогневался, – отвечает рыдающая дама. – У всех вода была, а у нас ее не было; все получили вознаграждение, а мы не имели этого счастия!..»

Мартынов в своих письмах говорит: «Чрезвычайно замечательно то обстоятельство, что нашлись люди, которые наперед предчувствовали общее бедствие – одни с помощью инстинкта, другие с помощью примет, третьи при пособии наук. Аптекарь Имсен за два дня до наводнения перебрался из нижнего этажа в верхний. Приятель спрашивал, зачем он это делает, и стал над ним подшучивать. „Я буду смеяться, когда вы будете плакать“, – услышали от него в ответ. Тогдашний физик и механик Роспини за несколько дней до наводнения увидел, что барометр его упал так низко, как он никогда не слыхал. Это обстоятельство его так встревожило, что он чуть не помешался в уме».