Посещавший Екатерину II император Иосиф, короли прусский и шведский, французский граф д’Артуа[454]
, а также и азиатские ханы, приезжавшие ко двору императрицы, считали своим долгом побывать и пообедать у Нарышкиной.здесь поэт намекает о разных масленичных удовольствиях – горах и качелях, которые Нарышкина строила зимой на Неве перед своим домом.
Рядом с домом Нарышкиной стоял дом деда нынешнего владельца, г. Дурново. Следующий дом был князя Лобанова-Ростовского, и затем дом Коммерческого общества. Зимою в этом клубе для постоянных членов давались по подписке балы, с гостей же брали довольно высокую плату за вход на бал. Балы эти считались самыми приличными. В первое время, лет шестьдесят тому назад, когда балы лишь только учредились, было постановлено правилом, чтобы дамы приезжали не иначе как в ситцевых платьях; балы эти были прозваны «ситцевыми». Правило это продержалось только до конца первой зимы, впрочем, уже и тогда начали появляться шелк, бархат и кисея. Далее следовали дома сенатора Митусова, князя В. А. Шаховского, действительного камергера Жеребцова; затем несколько домов принадлежали богатым купцам-иностранцам.
Перейдя через постоянный мост на Крюковом канале (теперь не существующий), стояли по набережной следующие дома: угловой Борха, теперь Кларка, рядом с ним один из старейших вековых домов Петербурга, принадлежащий теперь генералу В. И. Асташеву. В 1740 году домом этим владел камергер князь В. П. Хованский; от него дом перешел к сыну его, А. В. Хованскому, который в 1761 году продал его за 7000 рублей профессору философии и английскому купцу Генриху Клаузенгу. Тот перепродал его за 13 000 рублей негоцианту Фоме Бонару, от него купил дом в 1814 году за 40 000 рублей иностранный гость Генрих Томсен, от которого в 1852 году и приобрел за 110 000 рублей отец нынешнего владельца, камергер И. Д. Асташев, давший громадный толчок отечественной промышленности открытием в двадцатых годах золота в Восточной Сибири, в Енисейском округе, по реке Ангаре. Вместе с домом был куплен и вековой погреб с несколькими сотнями бутылок старого вина. В погребе нынешнего владельца В. И. Асташева, этого петербургского широкого благотворителя, теперь хранится тысячами бутылок портвейн закупки 1782 года, вековые токайское, рейнвейн, арманьяк и таких же патриархальных годов «литовский мед», ровесник царствования саксонских королей, ценою чуть ли не по червонцу за глоток.
О доме соседнем, г. Полежаева, сохранилось следующее предание: в нем жил более полувека добродушный старик, действительный камергер А. А. Яковлев, слывший в петербургском свете за алхимика и астролога.
В доме, бывшем канцлера графа Румянцева, жил в царствование Екатерины король шведский Густав IV с дядею, герцогом Зюдерманландским, после бывшим королем Карлом XIII. Простой народ во время пребывания герцога в Петербурге называл его Сидором Ермолаевичем. Далее шли дома вельмож: князя Юсупова, генералов Потемкина, Юшкова, Левашова; иностранных купцов Келя, Венинга, Молво, М. С. Перекусихиной. Замечательно также, что в конце Английской набережной всегда жили придворные лейб-медики – так, здесь имел свой дом лейб-медик Екатерины II Роджерсон, затем проживал лейб-медик императора Александра I баронет Вилье, и в наши дни имеет здесь дом светило врачебной науки нынешнего царствования С. П. Боткин. В этой также местности просуществовал более 81 года банкирский дом барона Штиглица. Приводим, кстати, оригинальное обстоятельство, касающееся английской церкви, существующей рядом с домом Штиглица. В первое время и даже в сороковых годах на ее молитвенниках была напечатана надпись: English Factory at St.-Petersbourg[455]
, чем англичане как бы применяли Петербург к своим колониям на берегах Тихого океана или Африки. На месте теперешней английской церкви стоял в былые годы дом сподвижника Петра Великого, Б. П. Шереметева. Славный генерал-фельдмаршал граф Б. П. Шереметев умер в Москве. Он завещал предать свое тело земле в Киеве, в лавре, но по воле Петра I тело его перевезено из Москвы в Петербург и похоронено в Невской лавре, в Лазаревской церкви. Петр Великий не хотел расстаться и с останками своего сподвижника и друга и желал подарить их своей новой столице в воспоминание его знаменитых дел. За гробом Шереметева от Москвы до Петербурга следовали пешком два полка в продолжение шести недель.