Старая Москва. Старый Петербург

Интересно, что первым таким франтом на петербургских улицах появился в такой отчаянно-вольнодумной форме и с такой либеральной палкой в руках известный в истории просвещения М. Л. Магницкий. Такие «невероятные» львы тогда назывались «петиметрами»; они щеголяли также в шляпах à la Robinson, в чрезвычайно узких брюках с узорами по бантам, в сапогах à la hussard[538]. Портных в Петербурге иностранных было только два, а самая дорогая фрачная пюсовая пара из лучшего английского сукна и панталоны с узорами по бантам à la hussard стоили 30 рублей, что считалось весьма дорого. Мужские наряды в это время стали делать из разноцветных сукон, а также в парадных случаях надевались бархатные фраки с металлическими и перламутровыми пуговицами, при панталонах из кашемира или шелкового трико, но всегда не одного цвета с фраком, надеваемых под сапоги в виде ботфорт, с желтыми иногда отворотами по утрам, но без них после обеда. Черный галстух не существовал при фраке, а был в употреблении белый, или атласный, или батистовый, с батистовой рубашкой, манжетами и накрахмаленными брызжами; позже стали носить черные атласные галстухи с бриллиантовыми булавками, и это называлось американскою модою. В это же время стали появляться изредка нынешние брюки сверх сапогов со штрипками; называли их тогда «веллингтонами»; первый их ввел в Петербурге известный герцог Веллингтон, генералиссимус союзных держав и российский фельдмаршал, пожалованный императором Александром I в самый день Ватерлооского сражения. Этот же герцог также ввел в Петербурге в моду свой узкий, длинный черный плащ без рукавов, плотно застегнутый, в котором он каждое утро прогуливался по Адмиралтейскому бульвару. Такой плащ назывался в то время воротником (cols).

В это время входит в моду и другой еще плащ à la Quiroga, самый старинный; его носили чуть ли не римляне; им можно было обвертывать себя три раза вокруг тела; вместе с ним стали входить в моду сапоги со шпорами и усы, а также шляпы à la Bolivar, поля которой так были широки, что невозможно было пройти в узкую дверь, не обнажая своей головы.

Что касается до женской одежды и нарядов, бывших в употреблении сто лет назад, то разных кофт и шушунов в то время не носили. Самым нарядным женским платьем были фуро и роброны. Мода эта держалась весьма долго, но в фасоне фуро были перемены; иногда обшивали его блондами, накладками из флера или дымкой, а также серебряной и золотой бахромой, смотря по тому, какая лучше подходила к материи. Лиф старинных фуро был очень длинный и весь в китовых усах; рукава были до локтя и обшитые блондами, перед распашной, юбка из той же материи, из которой фуро; чтобы платье казалось полнее, надевали фижмы из китовых усов и еще стеганые юбки. В 1793 году были в моде платья, которые назывались «молдаванами» (любимый наряд императрицы Екатерины II); носили также еще сюртучки, лиф у которых был не очень длинный, рукава в обтяжку, юбка к ним была из другой материи; если сюртучок атласный, то юбка флеровая, на тафте. К сюртучку надевали камзольчик, глазетовый или другой, только из дорогой материи; у сюртучков и фуро были длинные шлейфы. Умение грациозно управлять длинным шлейфом считалось признаком аристократичным. В это же время появляется corps – ужасная машина, сжимающая женщину до того, что она превращается в статую; скоро corps изгоняется корсетом, фижмы также перестают носить, а заменили их des bouffantes, которые делались из волосяной материи; кроме того, чтобы сделать платье пышнее, употреблялось проклеенное полотно, называемое la criarde[539]. Эта ткань шумела страшным образом при малейшем движении. Модные цвета носили следующие названия: цвет заглушенного вздоха (soipir е́touffé), совершенной невинности (candeur parfaite), сладкой улыбки (doux sourire), нескромной жалобы (plainte indiscrète) и т. д.

Ко двору надевали робы, вышитые золотом, каменьями, шелком, с глазетовыми юбками, с длинным, аршина в полтора, хвостом или русскими рукавчиками назади.

Прическа волос много раз изменялась; была низкая и высокая, посредине головы делали большую квадратную буклю; будто батарея, от нее шли по сторонам косые крупные букли, назади шиньон; всякая такая прическа была не менее полуаршина вышины и называлась le chien couchant[540]; накладывали на голову также вроде берета убор с цветами и страусовыми перьями; его называли «тюрбан» и «шарлотта».

Пудру употребляли всевозможных цветов: серенькую, белую, палевую. Щеголиха одевала «пудер-мантель» и держала длинную маску со стеклышками из слюды против глаз, парикмахер пудрил дульцем. Богатые имели особые шкафы, внутри пустые, в которых пудрились; щеголиха влезала в него, затворяла дверцы, и пыль нежно опускалась на голову. Фижмы, обшитые обручи, по аршину с боков, сжимали одетую даму; издали таких барынь легко было принять за бочку или шлюпку с парусами. Смешно было видеть таких двух франтих в большом четырехместном берлине. Они корчились, прическа возносилась до империала, а огромные фижмы торчали из окон кареты.