Старая сказка на новый лад, или Куда же смотреть, чтоб отвернуться

– Что ты, что ты! – Зароптала Баба-Яга, прикрывая на всякий случай руками голову. – Не вздумай!

– Что? Страшно стало? То-то. Гляди у меня! А то так вздумаю, что мало не покажется.

Тем временем, Водяной, не обращая внимания на Бабу-Ягу и Кикимору, которые от глубоких и неистовых чувств друг к дружке, продолжали кричать и ругаться, собирал хворост и аккуратно складывал его небольшим шалашиком, напоминающим муравьиную кучу. И, когда, по его мнению, уже все было готово для разведения костра, удовлетворенный своими успехами, потирая ладони, со счастливой улыбкой на лице, как бы невзначай по-деловому, обратился к Кикиморе и Бабе-Яге:

– Ну, хватит вам трещать-то, сороки. Даст мне кто-нибудь спички или нет?

После этих слов Кикимора, забыв о ссоре с Бабой-Ягой, устремила свой гневный взгляд на Водяного.

– Бабк, а Бабк, гляди-кось, никак наша плесень плавучая насмехается над нами? – И, не дожидаясь ответа, широко раскрутив этой полу палицей-полу рогатиной, почти не глядя, метнула ее в Водяного, как будто сыграла в городки.

Но тот успел не только увернуться и отбежать, но и скрыться за густыми ветвями широко растущего кустарника, на ходу выкрикивая бранные слова в адрес Кикиморы. А сук, пролетев сколько ему положено, грузно шлепнулся в лужу, вынося оттуда целый ливень грязных брызг и прочего мусора. Тем самым, она получила большое удовлетворение. Это было видно по ее широко расплывшейся улыбке на грязном от сажи и копоти худощавом лице. Кикимора степенно подошла к тому месту, откуда пару минут назад Водяной дал деру. И, неизвестно от каких чувств, пнула ногой незатейливую постройку, оставленную, Мокрушей. И в ту же минуту шалашик рассыпался на мелкие сучья.

– Вот дубина. – Бабк, глянь-кось, дрова-то сырые. Да их век разжигать будешь – не разожжешь.

– Так-едь, апосля дождя, нешто найдешь сухих-то? – Откликнулась Баба-Яга, шурша небольшим клочком бумаги, что всегда брала с собой в дорогу для самого крайнего случая. И вот, на ощупь, рукой отыскав сухое место на бугорке под деревом, громко чиркнула спичкой о коробок и подожгла бумагу. Тут же выискивая сухие сучки среди наваленных куч сырого хвороста, аккуратно подкладывала их в огонь. Через несколько минут пламя костра осветило всю поляну, на которую безжалостно завела их судьба.

– Да-а-а-а. Однако, быстро ты управилась. Сразу видно – специалист. – Сказала Кикимора и, скинув с плеч небольшую охапку хвороста, что успела собрать по дороге, подсела к костру. – Постой-ка, постой-ка. – Неожиданно сделав серьезное лицо, Кикимора резко обратилась к Бабе-Яге. – Ты случайно, не помнишь, что там Котяра об уме-то говорил?

– О каком ышо уме? Скажешь тоже! – Кряхтя, пробурчала Баба-Яга, оттирая колени от мокрой травы.

– О каком, о каком? О моем, конечно!

– А что?

– Ну, как это, что? Он же ясно сказал, что развести костер – ума не надо.

– Так энто ж ты, надысь, сказывала.

– Знаешь, Бабка, ты меня лучше не путай.

– А я табе и не путаю. – Пожимая плечами, невозмутимо ответила Баба-Яга.

– Нет, путаешь. То, что я сказала, и без тебя помню. Чай, не глупая какая. Он-то что сказал?

– Что? – Насторожилась Баба-Яга.

– Ну, как это что?! Я говорю: чтобы развести костер – большого ума не надо. А он, плесень ты старая, мне и говорит: «Ну, тогда иди, дескать, разжигай». Это что же, выходит дело, я дура, что ли?

– А кто ж табе, голубушкя, разбереть? – Все так же невозмутимо пробормотала Баба-Яга, подбрасывая в костер все новые мелко поломанные сучья и прочий подсохший древесный хлам.

– Ну, Котяра, ну, гад! – Вскочив со своего места, перед костром замелькала Кикимора. – Я же теперь тебе всю дальнейшую жизнь испорчу. Ты у меня, сволочь, и до утра не доживешь.

– Да плюнь ты на него. – Махнула рукой Баба-Яга. Лучше скажи, куды энта наш Лешай запропастилси? Не случилось бы с им бяды какой. Вот ведь что. – И горько вздохнула.

Глава 3 «Первые откровения»

А тем временем, избитый, да изрядно потрепанный, браконьер, который в полном отчаянии и страхе пытался убежать и скрыться от погони, смиренно сидел под деревом со связанными руками за спиной и ждал своей участи. Или, как, по-простому, любил выражаться Леший: далеко не убёг. Похоже, сама судьба послала ему в лапы этого злодея, на ком можно было, наконец-то, излить весь свой гнев и негодование за все годы, проведенные в тоске и унынии среди трущоб и помоек.

– Ну, что же, давай рассказывай. – Доставая из кармана старой, оборванной телогрейки, кисет с табаком, произнес Леший.

– А чего рассказывать-то? – Дрожащим голосом пробормотал браконьер.

– Как чего? Ну, хотя бы, для начала скажи, как тебя кличут, что ли?

– Тимофеем. – Как бы моля о пощаде, жалобно произнес коротышка.