Старая сказка на новый лад (сборник)

— Мужья! — невесело усмехнулась Алёна — Наши мужья вылизывают жопу Несмеяне после горшка. Да даже и воротятся, толку с того? Чары Шемаханской ни я, ни Василиса, снять не можем, только Марья, а Марья не посмеет запустить Волшебство, тогда к Кощею сила вернётся… - она помолчала — А мужики, что здесь, они ведь, каждый, при пизде и попробуй позарься на кого из них, жёнушки волосы то на головушке проредят! — она вздохнула и улыбнулась — Так что, Роман свет Григорьевич, трахай ты нас сколько тебе не жалко! Мы только в пояс тебе поклонимся; за любовь твою ненасытную, за желания твои всякие разные — она игриво качнула бёдрами и снова притянула меня к себе.

— Постой, Алёна — я высвободился из её объятий и, пройдя по проходу, отыскал волшебную палочку.

— Ты хочешь бросить мне палку, с палочкой на пару?! — грубовато спросила сестрица.

— Нет! Я хочу, чтобы ты трахала меня палочкой в жопу, когда я буду трахать тебя в пизду — грубо и непристойно ответил я, вкладывая палочку в её руку.

— Оооо! Ддавай!

Я стягивал с неё сарафан, она раздевала меня и вот мы голые, в объятиях друг у друга. Я сжимаю её бёдра и тяну вверх, чтобы насадить на хуй, она держится за мои плечи и — Ааааа… ааа — насадилась!

— Где палочка, Алёна?

— Щас — она шарит рукой по столу и находит — щас! — она тычет палочкой мне в жопу.

— Ты хоть оближи её, Алёна!

Она берёт палочку в рот, слюнявит и снова тычет ею в мою жопу — Направь своей рукой!

Я направляю палочку в анус, и она входит в мою жопу — Всё! Теперь ты ебёшь меня, а я тебя.

— Неудобно, давай ляжем — просит Алёна — и мы ложимся на пол в проходе между столами и ебёмся… ебёмся… ебёмся и Алёна, задыхаясь, кончает.

Она вытаскивает палочку из моей жопы — А ты?

— Я ещё нет, вставай раком! — и Алёна встаёт раком, прогнувшись, и я засовываю в жопу и ебу и сливаю.

Мы одеваемся, она открывает дверь, и мы выходим — Ой, а скатерть-самобранку то забыли — и Алёна возвращается и выносит свёрнутый лоскут ткани.

— Ой! Залог же с тебя!

Я развожу руки.

— Трусы снимай. У нас в трусах никто не ходит, будут здесь лежать, как диковинка — смеётся Алёна.

Делать нечего и я снимаю, и отдаю трусы в залог. Она гасит светильники, закрывает дверь, и мы возвращаемся в тронный зал.

Алёна отдаёт ключ Наташке и идёт к двери, я сажусь за стол и тут…

От ворот послышался шум, гвалт, крики, все соскочили и к окнам.

— Заломал! Заломал медведь мужика! Опять заломал! — кричали бабы.

"А в ворота заводили коня, запряжённого в телегу и на телеге, прикрытый рогожкой, лежал заломанный мужик" — подумал я, и не встал к окну.

— Опять! — охнула Васса.

Все вернулись на свои места, Василиса подняла сумку, стоящую возле трона и, достав скляницы, передала сестрице Алёнушке.

— Ой! А у меня уже на исходе водичка и Живая, и Мёртвая, как кстати — и она убежала.

— Ну — Василиса смотрела на нас — какие будут советы для принца.

Все молчали.

— А что мы можем посоветовать Роману Григорьевичу? — ответил за всех Черномор — мы ведь даже толком и не знаем, зачем он в Тридесятое едет.

И снова молчание.

— Ну, хорошо. Выезжают они завтра поутру, сразу после восхода солнца. На этом Совет окончен.

10.01.16.

Глава XV. Последний день в Тридевятом Царстве.

Мы вышли из Тронного Зала во двор и тут я увидел телегу с заломанным, прикрытым рогожкой. Сестрица Алёнушка вела коня под уздцы, бабы шли следом.

— Интересно, хочу посмотреть, как это выглядит.

— Это жуткое зрелище, лучше не смотреть — тихо сказала Наташка.

— Нет, я всё же посмотрю, а ты иди отдохни — я тронул её живот.

Наташка ушла, а я пошёл следом за телегой. Когда Алёна остановила коня у избы мужика, возле телеги я остался один, все бабёнки разошлись куда-то по пути.

Алёнушка подошла к телеге и сдёрнула рогожку… У меня захолонуло внутри: голова мужика неестественно задрана вверх и повёрнута на сто-восемьдесят градусов, череп размозжён, лица не видно — залито спёкшейся кровью, рубашка разорвана и на плечах, и на спине глубокие раны от когтей, с блестящими, сквозь кровь, рваными сухожилиями и сизыми мышцами.

К горлу подкатил комок, но я подавил судорогу и, с удивлением, смотрел на сестрицу Алёнушку. Понятно, что видела она эту картину не впервой, но всё же размеренность движений и спокойная деловитость, с которой она осматривала труп мужика, меня поразили.

Она поставила на телегу скляницы и, открыв одну из них и, зажав пальцем отверстие горлышка, побрызгала на жуткие раны мужика.

Я смотрел, открыв рот: ужасные раны затянулись, а потом и совсем исчезли, прямо на моих глазах, исчезла запёкшаяся кровь и только разорванная рубашка не срослась.

Алёна закрыла скляницу и, взяв другую и открыв её, проделала то же самое.

Мужик дёрнулся раз, другой, голова повернулась, заняв на плечах естественное положение и мужик открыл глаза, сел, а потом и соскочил с телеги. Покрутив головой и, увидев нас с Алёнушкой, сказал — Здрассьте, вам! — и снова осмотрелся.

— Алёнушка, а ты чего здесь?

— Да мимо шла, дядька, а ты куда собрался?

Он почесал затылок — Дак иии не помню чтой-то. Оооох, а рубаха то у меня рваная? — удивился он.