Старая сказка на новый лад (сборник)

— Грибком закуси — сказал я, когда она, плюясь и швыркая носом, подошла к костру.

Пришлось мне одному приговорить четушку, но под солёные грибочки с печёной картошечкой и ржаным хлебушком, она ушла за милую душу.

Забава тоже ела с удовольствием, а когда я прикладывался к горлышку, морщилась, но смотрела на меня с восхищением.

Когда съели картошку грибочки и хлеб я указал на шоколадку — Тебе.

Забава уже и сама приглядывалась к ней, но опасалась брать.

Я развернул шуршащую обёртку и отломил от плитки несколько долек.

— Вот так берёшь в рот, на язык и сосёшь — я положил дольку на язык — Забава сморщилась, но на моём лице было выражение удовольствия, и она сделала также.

Таял во рту Забавы шоколад — таяла от блаженства Забава. Вторая, третья и вот она уже сама отламывает от плитки дольки, нюхает и берёт в рот.

— Эээээ, всё не ешь, жопа слипнется.

— У меня не слипнется — губы и щёки вымазаны в шоколаде, она облизывает пальцы и удивлённо смотрит на скатёрку, потом умильно на меня.

— Неээт, Забава! Хватит! Завтра утром ещё попросим.

— Ну принц, ну миленький, ещё одну — она вела себя, как ребёнок, а я как строгий отец — Спать! — приказал я — хватит клянчить, не маленькая.

— Ты ужасный! Ты плохой! Ты не любишь Забаву! Ты не хочешь Забаву!

— Да хуй с тобой! Я предупреждал. Скатёрка, дай ещё одну шоколадку "Люкс" для Забавы.

На этот раз шоколадка шлёпнулась на скатёрку, едва я договорил. Забава схватила, развернула, разломала на дольки и через полминуты уже облизывала пальцы.

У меня уже слипались глаза и она, заметив это, подскочила — Сейчас, я всё приготовлю.

Она сдвинула веткой догорающий костёр, смела в сторону золу, подтянула свою сумку, достала из неё кусок сложенной ткани и, развернув, постелила на место кострища.

— Ложись, я пойду лицо и руки ополосну.

Я лёг и сразу же провалился в сон.

Второй день в пути.

Меня разбудило хныкание.

Забава сидела рядом со мною и трогала за плечо.

Я сел и протёр глаза. Солнце уже поднялось над верхушками деревьев леса на противоположном берегу.

Ну, что опять? Сейчас лицо ополосну и разверну скатёрку.

— Да не это. Слиплась.

— Что слиплась? — сказывалось выпитое и я не сразу вспомнил вчерашнее.

— Жопа слиплась.

Я уставился на неё, всё ещё ничего не понимая.

— Я посрать не могу — грубо ответила Забава.

— Ах воон в чём дело. Слушать надо старших, дрянная девчонка.

— Ну принц, ну миленький, делать то чего, у меня уже жопа болит и живот, а посрать не могу.

Я встал — Идём к воде!

Она шла за мной.

— Становись на колени.

Забава послушно опустилась на колени, и я задрал исподку. Попка была аккуратная, девичья, невинная, с маленьким, коричневатым и сморщенным, колечком ануса. У меня аж слюнки потекли.

Я легонько шлёпнул по ягодицам — Расслабься! — ополоснул руки в воде и поплевал на средний палец правой руки. Коснувшись ануса, смазал его слюной с пальца и, снова сплюнув на палец, прижал его к анусу и медленно вдавил в жопу. Говно в комках было твёрдое и сухое. Я вытащил палец, ещё раз сплюнул на него и, снова засунув, осторожно отщипнул комочек говна и извлёк из жопы. Забава сопела, но молчала.

Когда я извлёк, таким же образом, все слипшиеся комки кала, она натужилась и покакала.

— Ну вот и славно — я повернулся к воде и стал мыть руки. Забава всё также стояла на коленях.

— Ты ещё не закончила? — смотреть на её красоту без вожделения я уже не мог.

— Ну!

— Что ну?

— Что, что! Трахай уже! Только в жопу!

Я не поверил своим ушам и возблагодарил скатёрку и шоколад.

— Повернись — я повернул её к воде и подмыл, касаясь пальцами лобка, губок, промежности и, трогая другой рукой, затвердевший, как камень, член.

Вода была парная и Забава терпеливо перенесла процедуру подмывания.

Я снял трико и встал на колени. Сморщенное колечко ануса дышало, разжигая похоть и я прижался головкой к нему — Тужься, как будто какаешь!

Она стала тужиться и член мягко вошёл в жопу.

Забава задохнулась от ощущения; впервые мужской член проник в её утробу. Это было новое, необыкновенное чувство: она тужилась, но вместо выдавливания из себя, её жопа принимала в себя! Он ещё раз сказал — Тужься! — и Забава тужилась, выдавливая из себя его плоть и это было уже знакомое, также, как и какать, но теперь эти ощущения смешались и, принимая в себя его член, она задыхалась, замирая от боли с примесью наслаждения и, выдавливая с ощущением выходящего из утробы говна и чередование ощущений и чередование смыслов и его медленные протяжные погружения и такие же медленные движения назад толкали волны сладострастия от сгустка нервов в анале вверх к лобку и ещё выше к низу живота и ещё выше к груди и когда волны прихлынули к голове её затрясло и она услышала чей то стон, грудной и чистый и удивилась, а стоны перешли в хрипы, а хрипы захлёбывались нехваткой воздуха и когда она поняла, что стоны исходят из её груди, яркой вспышкой пришёл оргазм и сознание померкло.