В город приехали ночью. Валентин вышел из вокзала налегке: собака, спортивная сумка через плечо. В сумке три бутылки «Плиски», блок сигарет, кусок нельмы, лакированные туфли для Светы. Света жила за городом. Валентин до утра заехал к своим. Разбудил их, напугал собакой, которую пришлось привязать на балконе, заставил братьев пить с ним. Рано утром уехал к Свете. Собаку оставил. Они встретились радостно, рука у Светы подживала, но стала она бояться боксеров. Даже маленьких, добродушных. Дика решили определить в сарае у Светы, отгородили ему вольер, но затянуть его пока было нечем. Валентин привез собаку вечером, привязал на толстую цепь. А на другой день Светин брат зашел в этот сарай с пакетом пирожков. Кидал их Дику, Дик ловил на лету, пятился. Когда цепь достаточно ослабла, а человек, не замечая этого, приблизился, Дик прыгнул. Брат все же вырвался, цепь и старые зубы помешали собаке докончить расправу. Еще сгоряча, заскочив в дом, кричал «Убью!», искал ружье. Валентин, тоже сгоряча, вмазал ему по зубам. Упал. Не столько от удара. Отправили в больницу с порванным сухожильем и сломанной ключицей. Дик стал по–настоящему опасен. Валентин пил, метался. Он был со Светой — тянулся к собаке. С Диком тосковал по Свете. Своей извращенной, напуганной преданностью пес заключил его в вакуум чувств. Предать вторично собаку он не мог. Расстаться на год–два со Светой не мог тоже. А Света жила не в безвоздушной среде. Как–то, опять по причине пьяного, дурацкого спора, натравил Валентин Дика в наморднике на молодую овчарку. Дик справился. Он свалил соперника, обвил его лапами, пытаясь укусить, а потом, прижимая к земле, начал вдруг рвать задними лапами живот жертвы. Бедный овчар от страха обмочился. Дик, конечно, был великолепен. Пожилая, неукротимая машина для убийства.
А деньги доверчивого стрелка таяли. И запой подходил к концу. Валентин не столько пил, сколько отлеживался в сарайчике около Дика. Поставил раскладушку, застелил спальным мешком, натаскал книг, пива ящик купил. Выходил из запоя с комфортом. Света приходила к нему, сидела, гладила по руке, но не могла перебороть страха, хотя Дик привязь не натягивал, был большей частью в наморднике, только косил круглый, красноватый глаз. Дик ненавидил на расстоянии, молча. И их встречи получались скомканными. А ходить гулять Валентин не хотел. Ему до туалета и то противно было ходить. Похмелье было долгое, как и «веселые денечки». Шевелиться, думать — упаси боже. Вот листать книги, едва проникая в суть, дремать, глотать пива, подавляя тошноту… На пятый день Валентин захотел есть. Верный признак выздоровления. Света еще не слишком ориентировалась в сложных взаимоотношениях своего Валентина и алкоголя, все думала, что он из–за собаки на нее обижается, хотя в чем она–то виновата, что все так складывается дурацки. На его желание есть отозвалась вдохновенно: сварила курицу. Она знала, что Валентин не ел пять дней! Ей казалось это ужасным. На седьмой день Валентин пошел в баню, переоделся в свежее белье, новый костюм. Денег оставалось мало, но все равно порядочно. О том, что они не его, он старался пока не думать. В этот день он много гулял с Диком, а вечером пошел со Светой в театр. Когда они вернулись домой, Дика не оказалось на месте. Теща, неумело кривя губы, рассказывала про собачников, вызванных соседями. Послезапойную томность, как рукой сняло. За несколько часов Валентин успел многое: поднял на ноги знакомых из редакции, милиции, добрался до ветврача области. Дика вернули в полночь. Заспанный сторож проморгаться не успел, как подъехали к собачнику три машины с разнообразным начальством, забрали собаку и исчезли в ночи. Дик вновь поселился на балконе. В интеллигентной пустоте квартиры затикало его тревожное сердце. А Валентин метался по городу, суетился, искал то ли работу в тайге, где–нибудь на метеостанции, то ли отвлекался этими поисками. Ему часто виделось, будто вводит он иглу в упругую мышцу Дикиного бедра, а пес лижет в лицо, не обращая внимания на пустяшную боль. Потом засыпает. Сам Валентин засыпал только после трех таблеток снотворного.
Мы продаем собак бездумно,
А потом
Они приходят в наши сновиденья…
Выхода, казалось не было. И выход нашелся. Напряжение разрядилось внеочередным, коротким запоем. Он поглотил остатки стрелковых денег, избавил от Дика, унес Валентина с дурой-Светой в новые города, в старую жизнь. Валентин убегал от себя, но в дорогу брал себя же. Нет, чтобы оставить в багажной камере. А Света была дурой, потому что верила. Впрочем, благодаря этой вере, она была не просто дурой, а дурой счастливой. Где Дик, дожил ли до смерти естественной? Смутно помниться, как передавал его знакомому геологу, как убеждали друг–друга, что в тайге привыкнет и к третьему хозяину. Как обмывали сделку. Как Дик метнулся к горлу Валентина, беспомощно ткнулся намордником, обмяк весь, покорно пошел за геологом. Эту ночь Валентин впервые провел в вытрезвителе.
Собачьи личности