Читаем Старая тетрадь (рассказы) полностью

Одним словом, достаточно сказать: зная, как друг мой Митонен вынужден был много лет тому назад покинуть пределы своей родной страны, зная, какие усилия прилагала полиция, чтобы получить его в свои лапы для расправы, я должен уважать его желание оставаться в тени, когда он этого хочет. Свидетель его странствований по далекому Северу, где он провел многие годы под чужим именем, я знаю, что рассказанное им происшествие на Свальбарде – истинная история. Мало того, все заставляет меня высказать уверенность в том, что случай этот автобиографичен. Иными словами, один из героев истории – сам Арву Митонен. Однако он старательно замаскировал себя под именем Яльмара Свэна. Он придал Свэну совсем несвойственные самому Арву черты неуклюжего, ленивого увальня. Он старательно изменил и наружность героя. Он описал мне Свэна человеком небольшого роста, коренастым, даже тяжеловесным, с добродушным выражением широкого лица, украшенного густыми белесыми бровями, словно бы выгоревшими на солнце. Светлыми, по словам Арву, были и волосы на голове Свэна. Не слишком густые, они окружали розовую и уже довольно большую, несмотря на нестарые годы, лысину. Глаза Свэна были якобы почти такими же бесцветными, как волосы. По словам Митонена, они редко отражали то, что думал или чувствовал их обладатель. Руки у Свэна были короткие и крепкие, с короткими же и очень крепкими пальцами. Как видите, Арву хотел создать образ человека физически сильного, не слишком страдающего от склонности к излишним размышлениям, флегматичного и, может быть, чрезмерно добродушного. Внешне портрет этот совсем не походил на самого Арву.

В противоположность этому портрету, он добросовестно описал Кнута Йенсена – огромного, широкоплечего детину с низким лбом, обрамленным жесткими светло-рыжими волосами, со впалыми щеками, почти всегда покрытыми неопрятной щетиной такого же рыжего цвета. Из-под насупленных бровей Кнута глядели темные глаза – всегда внимательные, будто настороженные. В них нередко вспыхивал недобрый огонек. И тогда под скулами Кнута надувались два крепких желвака и тонкие губы большого рта расходились в оскале, приоткрывая два ряда крупных крепких зубов. Единственное, что было общего между компаньонами, – руки. У Кнута были такие же большие, такие же крепкие руки с сильными, словно железными, пальцами. Темперамент Кнута не соответствовал его весу – он был подвижен, несмотря на свои сто пять кило, не боялся работы, ходил быстро, большими шагами. В большинстве случаев Кнут делал свое дело молча, не глядя по сторонам и не обращаясь за помощью, даже когда ему приходилось трудно.

Рядом с выдуманным портретом Яльмара Свэна предо мной стоял живой Кнут Йенсен. Я знавал его: Митонен верно обрисовал его наружность и нрав.

Я не намекнул Митонену, когда услышал этот рассказ, что разгадал его маскарад. И вас, читатель, прошу, ежели вам доведется встретиться с Арву Митоненом, сделать вид, будто вы чистосердечно верите: да, Яльмар Свэн, это действительно не кто иной, как Яльмар Свэн! И уж во всяком случае не признавайтесь, что слышали от меня о попытке скрыть под образом этого неуклюжего увальня самого Арву Митонена. Зато уж я вам головой ручаюсь: все, что здесь рассказано, правда. Всякий, кому довелось побывать в тех местах, легко мог бы в этом убедиться: там до сих пор хорошо помнят историю Кнута Йенсена. Потому что все это касается больше его, чем Свэна.

Вот она, эта история, в том виде, как я ее услышал от Арву Митонена.

1

Солнца не было. Бледная полоска зари загорелась на востоке совсем ненадолго. На миг вершины, укутанные снежным саваном, окрасились розовыми бликами – неуверенными, расплывчатыми, такими, что ни в ком, кроме тех, кто ждал их полгода, они не вызвали бы восторга: весна идет!

Восток погас. Мгла окутала бесконечный простор ледяного плато. Серое небо почти ничем не отграничивалось от такой же серой равнины, обрамленной шапками острых вершин.

Снег стал падать медленно, крупными пушистыми хлопьями, образуя плотную завесу. Снежинки ложились ровным покровом. Потом они метнулись под резким порывом колющего ветра. Все закружилось и запрыгало. Ударяясь о землю, пушистые концы снежной завесы взлетали, волновались, прыгали.

Под ударами ветра снежные валы срывались с краев трещин на глетчерах. Ледяные стены с треском и грохотом низвергались в бездонные пропасти. Навстречу им вырывался белый вихрь.

Буря неистовствовала трое суток.

2

Кнут Йенсен проснулся первым. Он вылез из мешка и зажег спиртовку, пока Яльмар Свэн еще спал. Кнут не любил Яльмара за обстоятельность, которую считал медлительностью, неуместной в их профессии. А когда сердился, то и просто называл это ленью. Свэн всегда просыпался позднее и первым ложился спать. И на охоте тоже: пока Свэн успеет обойти половину своих капканов, Йенсен обежит все свои.

На этой почве у них и произошла размолвка. Йенсен отказался работать со Свэном на равных началах. Решили, что каждый будет работать для себя.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные приключения

«Штурмфогель» без свастики
«Штурмфогель» без свастики

На рассвете 14 мая 1944 года американская «летающая крепость» была внезапно атакована таинственным истребителем.Единственный оставшийся в живых хвостовой стрелок Свен Мета показал: «Из полусумрака вынырнул самолет. Он стремительно сблизился с нашей машиной и короткой очередью поджег ее. Когда самолет проскочил вверх, я заметил, что у моторов нет обычных винтов, из них вырывалось лишь красно-голубое пламя. В какое-то мгновение послышался резкий свист, и все смолкло. Уже раскрыв парашют, я увидел, что наша "крепость" развалилась, пожираемая огнем».Так впервые гитлеровцы применили в бою свой реактивный истребитель «Ме-262 Штурмфогель» («Альбатрос»). Этот самолет мог бы появиться на фронте гораздо раньше, если бы не целый ряд самых разных и, разумеется, не случайных обстоятельств. О них и рассказывается в этой повести.

Евгений Петрович Федоровский

Шпионский детектив / Проза о войне / Шпионские детективы / Детективы

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное