Мэттью вошел, и на миг ему показалось, что он видел ее прежде. За этой нелепой мыслью тотчас пришло воспоминание, которое объясняло ее. Очень часто потомки копировали физические черты и особенности давно умерших предков. Здесь как раз и был такой случай. Это не Геру он уже видел раньше, а Диону Христопулос — жену Зевса IV, прапрабабушку Геры.
Стоило воспоминанию вырваться на волю, и оно принялось буйствовать у него в голове. Снова вокруг него сомкнулась давняя ночь — ночь, вино и смех, девушки и синтетический джин. Снова ему было сорок пять, и он чего-то боялся. Снова странное беспокойство овладело им, и внезапно прошедших с тех пор лет как не бывало: он вынырнул из душного бара Гавани на продуваемую ветром улицу.
Холод ночи ошеломил его, однако он не вернулся за своим пальто. Его радовал этот холод. Он наслаждался, позволяя ледяному ветру омывать себя, словно валуном посреди потока, упивающимся чистотой и прозрачностью этих вод. Высоко наверху виднелся Сатурн, огромный сверкающий бриллиант, повисший в небесах, омывающий ледяные равнины голубоватым светом, придающий Дому Христопулоса царственное величие, которое разрушит только дневной свет. Его беспокойство было как-то связано с легендарной постройкой. Он пошел к ней через равнины, по реке ветра.
3
Здание отделяло от Гавани меньше мили, но ветер и лед сделали путь туда очень тяжким. Только повышенное содержание сахара в крови позволило ему добраться до ряда искусственных кипарисов, растущих параллельно задней линии колонн.
Задыхаясь, он рухнул на подветренную сторону корявого дерева и долго растирал онемевшие ноги. Когда дыхание восстановилось, он выглянул из-за дерева и — увидел расселину.
Она появилась вследствие дефекта цепи силового поля, и, очевидно, ни Александр Великий, ни еще трое роботов-охранников этого не заметили. Расселина была небольшая, но достаточная, чтобы смотреть через нее. Беда была в том, что она находилось высоко на стене силового поля — прямо под антаблементом. Однако неподалеку стоял высокий кипарис. С его верхних ветвей предприимчивый человек, если бы очень захотел, мог мельком взглянуть на здание изнутри.
Что и сделал Мэттью Норт.
В считанные секунды он очутился у подножия дерева. Еще через несколько минут он очутился на высокой ветке, в объятиях ветра. В груди теснило после подъема, руки одеревенели и кровоточили. Теперь расселина приобрела розоватый оттенок. Розовой была и комната за ней.
Ванная.
В свой наивности он полагал, что, поскольку Дом строили по образцу Парфенона, в нем всего один этаж. Сейчас он понял, что это не тот случай. При всей высоте потолков в доме ванная, куда он смотрел, несомненно была частью второго этажа.
Очевидно, расселина в стене силового поля была только в визуальном контуре, поскольку три женщины, находившиеся в комнате, похоже, не чувствовали холодного ветра.
Две вообще не могли его чувствовать, поскольку не были настоящими. Это были служанки-андроиды. Первая повторяла образ Елены Троянской, вторая — Гекубы. Однако их сделали столь совершенными, что он не мог догадаться бы, в чем дело, если бы не имена, вышитые у верхнего края их хитонов.
А вот женщина в ванне была настоящей. Она посрамила пылающий факел Елены Троянской и почти погасила мерцающий факел Гекубы. Монограмма на одном из огромных белых полотенец, которые держали служанки, открыли ее имя: Диона Христо-пулос.
У Мэттью захватило дух.
Темна глазами и волосами, ала и страстна пухлыми губами, белокожа и мягка под ручьями воды, покоилась она в мраморной ванне. Он увидел налитые груди, алые соски, точно того же цвета, что и губы, грациозно колышущиеся ягодицы, неподвижные крутые блестящие от воды бедра. Словно осознавая его присутствие и жаждая выставить напоказ свои райские кущи, где ему не суждено было побывать, она целую минуту стояла, повернувшись лицом к расселине, прежде чем отдать себя в руки служанок. Тогда он заметил родимое пятно: пурпурный кинжал между грудями, его лезвие, казалось, пронзало ее белую плоть...
В это же время он подметил какое-то движение у подножия дерева.
Опустив взгляд, он увидел там охранника. Льдисто-голубой свет Сатурна блестел на македонской броне, на длинном смертоносном копье со встроенным лазером, способным испарить целую гору. Мэттью прижался к ветке, стараясь скрыться из поля зрения.
Зря старался. Антигон, Селевк или Птолемей — кто бы ни был этот робохранник из военачальников Александра Великого — смотрел в расселину, совершенно не сознавая присутствия любопытного Тома на дереве над его головой. Вскоре он отошел от дерева и скрылся за углом здания, направляясь ко входу, где располагался Александр Великий. Путь был свободен.
Мэттью в мгновение ока очутился на земле и побежал по напластованиям льда. Добравшись до Убежища, он был совсем изможден и, трясясь от холода, запрыгнул в постель. Все долгую ночь Диона Христопулос бродила по его лихо закрученным снам, а образ ее, стоящей в ванне, он пронес через годы вплоть до этого момента.