— Может быть, полно других, но готова поспорить, что никто из них не идет ни в какое сравнение с нашими с Ренессанса. У наших — одна извилина, и жестяные барабанные перепонки. Но именно они решают, чему следует учить в школах и чему не следует. Какие книги читать, а какие нет. Какую музыку играть, а какую нет. Не будь на Ренессансе подпольных библиотек, все дети там росли бы точными копиями своих родителей. Подпольными библиотеками занимаются учителя, которых уволили эти самые
Старфайндер вздыхает. На первый взгляд девушка или, скорее, девочка, казалась такой хрупкой, словно первый же порыв ветра унесет ее прочь. Теперь он считает, что даже циклон вряд ли может сдвинуть ее с места.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Сьель Блё[8] Сили. Я знаю, почему вы решили высадиться ко мне на борт. Вы хотите, чтобы я убрала отсюда Пашу. Ну, так я не уберу!
Именно этого он и боялся. Что за невезение! Парки действительно расстарались для него сегодня. Ему, похмельному, вполне хватило бы и одного звездного угря, без упрямой двенадцатилетней девчонки в нагрузку!
«Тише едешь, дальше будешь», — предупреждает он себя. А вслух говорит:
— Я утром не позавтракал. Как тебе кажется, ты можешь выделить своему собрату, космическому путешественнику, чашечку кофе?
— По моим часам уже день. Но одну чашечку я могу выделить. Как
— Старфайндер, — говорит он.
Камбуз на борту звездного угря небольшой и компактный. Две двери с магнитными замками ведут одна — в полную продуктов кладовую, другая — в большой обеденный зал. Корабль, сделанный из звездного угря, предназначался для перевозки пассажиров, возможно, целую тысячу. Сейчас их ровно два.
Сидя напротив Сили за маленьким кухонным столом, на котором перед ним стоит кофе в пластмассовой чашке, Старфайндер замечает:
— Паша очень много значит для тебя, верно?
Она серьезно отвечает:
— Паша — моя жизнь.
— А кит — моя.
— Вы не дали ему имени?
— Нет.
— Вам следовало подумать об этом.
— Зачем, если ему суждено погибнуть?
Молчание. Потом:
— Я... Я забыла.
Старфайндер отпивает глоток кофе. Он черный и горький, но, возможно, смягчит похмелье.
— Что тогда станет со мной, Сили?
— Не беспокойтесь. Мы с Пашой доставим вас на ближайшую обитаемую планету... Зачем вы так вырядились, Старфайндер?
Она имеет в виду его белую капитанскую форму. Она почти не сводит с нее глаз с той самой минуты, как он снял скафандр.
— Стараюсь подавать хороший пример самому себе.
— Почему у вас так дрожат руки?
— А у вас не дрожали бы руки, если бы смертельная опасность грозила Паше?
— Да, думаю, дрожали бы... Что это за шрам у вас на щеке?
— Нечто вроде сувенира. След от ожога от 2-омикрон-vіі.
Несмотря на различие двух ситуаций, он невольно вспоминает о Наиси Но-Ку и о словах, сорвавшихся с его губ, когда она глазела на его шрам. Им вновь овладевает тот же порыв. И, словно Старый Мореход, он ощущает потребность время от времени излагать кому-то свой «назидательный рассказ».
— Его оставил еще не полностью умерший кит, когда я впервые отправился в космос. Излучение 2-омикрон-vіі еще и ослепило меня. Я был абсолютно слеп целых два года. Затем я услышал, что на Ренове-1 есть хирург-офтальмолог, тот, умеющий подсаживать искусственную сетчатку. И я отправился к нему. Восстановив зрение, я стал Ионой.
— Чтобы расквитаться.
— Да. Я разрушил ганглии тридцати двух китов. Вышиб им мозги. Сквитался.
— Если вы так сильно их ненавидите, почему же вас так заботит участь этого кита?
— Теперь я больше не испытываю к ним ненависти. Разглядывая тридцать второго, я увидел на нем лицо — знаешь, как иногда люди с Земли видят лицо на Луне. Лицо, увиденное мною на этой «луне», было моим собственным.
— И вы прекратили убивать их.
Старфайндер кивает.