Старик и ящер (СИ)

Эйза отправлялась к Атре, старой прислужнице отца. Трудно было сказать, кто из них старше. Атра служила островному богу с тех пор, как сам остров поднялся из глубин океана. Когда Эйза вошла в ее покой, Атра ткала бесконечное свое покрывало. Ходили слухи, будто Атру прокляла злая волшебница, позавидовав ее красоте, и с тех пор она должна была вечно ткать одно и то же, никак не заканчивающееся полотно. Однако Эйзе казалось, что узор на покрывале слишком сложен даже для такой умелой ткачихи, как Атра, потому его приходится постоянно распускать и переделывать наново. Подняв взгляд от бесконечного рукоделия, отцова прислужница в упор взглянула на Эйзу.

– Ты необычайно бледна, юная госпожа. И что за странное ожерелье на твоей шее?

– Подарил один поклонник, сраженный моей красотой, – отмахнулась Эйза.

– А я говорила: у тебя давно должен был появиться поклонник, – беззлобно ухмыльнулась Атра.

– Было бы мне до него дело! – горестно воскликнула Эйза.

И рассказала старой прислужнице о ящере, и о черном существе, проглотившем солнце, и о зеркале, которое взяла из отцовой сокровищницы, и о странных огоньках, мерцающих теперь не только в зеркале, но и в воде. Слушая о влюбленном драконе, Атра только посмеивалась, но, стоило Эйзе заговорить о волшебной вещице, как служанка бросила ткать и схватилась за голову.

– О, госпожа! – горько вскричала она. – Знаешь ли, как погибла твоя матушка?

– Отец не рассказывал об этом.

– Тогда слушай меня! Матушка твоя была женщиной красивой и гордой, многие хотели взять ее в жены, и князь Лурда был среди них. Выбрав князя из всех женихов, она принимала его ухаживания, и уже назначен был день свадьбы, как князю доложили, что его невеста предается любви с кузнецом из дворцовой оружейной. Быстрее ветра примчался князь в покои невесты, и там увидел подтверждение словам слуги. Но он ничего не сказал невесте, лишь затаил злобу глубоко в душе. Когда случай с кузнецом забылся, князь поднес ей зеркало как свадебный дар. Было оно не из золота, не из серебра, а из неведомого металла, что не искажал отражения. Любила твоя матушка то зеркало и всякий раз, уединяясь в своих покоях, подолгу любовалась собственным лицом. Ходили, правда, слухи, что не только лицо видела она на зеркальной глади. Мол, показывало ей зеркало видения далеких стран, и все, что происходит в небе и под водой. По душе пришелся твоей матушке подарок, только все чаще чудилось, будто кто-то смотрит на нее в ответ. Взгляд казался ей зловещим, однако невеста князя была смелая женщина, а может, то зеркало привязало ее к себе. Однажды она словно бы прозрела и сбежала из Лурда на остров, ища тут спасения и умоляя хозяина дать ей защиту. О зеркале же ничего не сказала и, запираясь в покое за тремя засовами, целыми днями смотрелась в него. Поняв, в чем корень ее бед, господин отнял зеркало и спрятал его. Но того было уже не нужно: зверь, смотрящий изнутри, стал являться в ее сны, и, просыпаясь, твоя матушка говорила, что видит большую собаку. Я не знаю, вышла та собака из зеркала или из сна, но однажды утром твоя матушка не спустилась из своих покоев. Мы с Радб вошли к ней и увидели, что она лежит мертвая на своей постели. Ты, верно, думаешь, что она умерла от ужаса, но нет: большое животное перегрызло ей горло. Хозяин долго искал это существо, но следов собаки нигде не нашлось. Тогда он спрятал зеркало и заключенное в нем создание за тремя засовами красного железа, которые мог поднять лишь он сам, да ты, дочь его. В тебе кровь могучего божества, и зеркалу трудно привязать тебя к себе. Избавься от него, пока можешь.

– Тогда я разобью его! – воскликнула Эйза.

– Если разобьешь, зверь выйдет на свободу. Нет, милая госпожа, спрячь его где-нибудь или отдай мне, и я спрячу.

Так и поступили. Эйза вернулась в спальню и, стараясь не смотреться в зеркальную гладь, обернула волшебную вещицу тканью и отдала Атре. Та спешно унесла его в нижние помещения дома, и Эйза могла лишь гадать, куда. Впрочем, червь сомнения все же точил ее: не слишком ли поздно спохватилась? Если зверь глядел на нее из заводи, неужели не сможет пробраться в ее сны?

И он пробрался. Стоило Эйзе уснуть, как она очутилась на краю соснового леса. Черные стволы поднимались к темно-серому небу, ни звука не раздавалось поблизости. Лес, даже ночной, обычно полон шорохов и голосов, но здесь не шумел и ветер между деревьями. Эйза слышала лишь собственные частые вздохи. А между тем, на краю леса, за первым рядом стволов, горели огоньки. Были они тускло-желтые, мерцающие, совсем как глаза чудовища в зеркале. Замерев, Эйза старалась дышать как можно тише, хотя догадывалась, что на залитом лунным светом поле увидеть ее можно и человеку, что говорить о ночных хищниках, в десять раз более зорких.