Старик и ящер (СИ)

– Я слышал, твой отец – единственный, кто может войти в лабиринт и выйти. Полагаю, и ты сможешь, ведь в тебе его кровь. Войди и брось зеркало – пусть зверь выберется и пойдет следом. Уверяю тебя, если я хоть немного знаю это сооружение, он не дойдет. А чтобы лабиринт точно исполнил просьбу, принесем ему кровавый дар, как в старину.

– Кого же?

Ормас кивнул на сундук. Безглазый уродец, словно понимая, что речь идет о нем, заворчал беспокойнее. В душе Эйзы шевельнулось сострадание, но она не сказала ни слова.

Вышли ранним вечером, когда спала жара. Ормас нес сундук, закрепленный на плечах кожаными ремнями. Атра и Радб сопровождали Эйзу. Зеркало, завернутое в грубое полотно, лежало у нее на коленях. На узкой ладье переплыли речку, отделявшую западную часть острова от остальной громады. Чем ближе подходила лодка, тем больше нависали над путниками гранитные глыбы лабиринта. Стены его поглощал ядовитый плющ, но черный камень проглядывал сквозь побеги, источенный ветрами и временем, но все-таки нерушимый. Какое могло быть дело этому древнему сооружению до нее, Эйзы? Лабиринт поглотит ее, как и всех, кто был прежде и будет после.

Добравшись до берега, спрятали лодку в зарослях. К лабиринту поднялись пешком. Вход так густо зарос плющом, что его не сразу удалось различить. Ормас снял сундук и с облегчением размял плечи. Солнце только начинало закатываться, и небо было расчерчено золотыми и красными полосами, отчего казалось, будто стены купаются в золоте и крови. Ормас снял с пояса широкий охотничий нож и, упершись ногой в край сундука, оторвал одну из досок. Взял еще живого уродца, затем снова накрыл сундук покрывалом. Маленькое чудовище безвольно обвисло в его объятиях. Ормас протянул руки к лабиринту, держа в одной лесное страшилище, в другой – нож.

– Великий господин! – вскричал он. – Ты возвышаешься над всеми деревьями на острове, всех пожираешь, никому не служишь, кроме бога, что спас тебя от гнева небес! Рядом со мной стоит его дочь, Эйза. Хищник, что прячется в отражениях предметов, преследует ее и не дает покоя. Куда бы ни пошла – зверь идет за ней. Если Эйза войдет к тебе и чудище побежит по ее следу, напейся его крови. Она густа и горяча, ты и сам поймешь, когда отведаешь.

С этими словами он взрезал грудь маленькому уродцу. Раздался писк, но тут же смолк. В сердце Эйзы колыхнулась жалость, и, видя ее колебание, Ормас бросил уродца в лабиринт, а сам взял второго, затем третьего и проделал с ними то же самое. Радб и Атра вымазали кровью стены у входа, воздели руки, поклонились и отошли. Ормас отступил вслед за ними.

– Иди, – сказал он Эйзе. – Лабиринт сожрет твоего зверя, но и ты будь осторожна. Его стены искажают пространство, и между ними все является не тем, чем кажется. Отойди так далеко, чтобы мы исчезли из виду. Найди любой поворот, брось зеркало и спрячься за стеной. Пока сама не покажешься, лабиринт скроет тебя от чужих глаз.

С этой напутственной речью Эйза ступила в лабиринт. Она старалась не глядеть на трупики, но босые ноги все равно оказались щедро вымазаны в их крови. Дойдя до первого поворота, Эйза обернулась, чтобы бросить взгляд на оставшихся у входа спутников, но позади никого не было. Лишь бесконечный коридор простирался вдаль, как будто она прошла, по меньшей мере, версту. Эйза повернула, дошла до развилки из трех дорог, ступила на срединную, миновала длинную галерею, снова повернула. Солнце спускалось к западному краю земли, и Эйза почти не смотрела, куда идет. Все равно лабиринт запутает ее дорогу, и вместо коридора окажется развилка, а вместо развилки – поворот. Все равно зверь из зеркала найдет ее и разорвет в клочья, и на этот раз ему точно все удастся, ибо если лабиринт искажает пространство, самая явь здесь граничит с пределом снов и видений. Чем темнее становилось вокруг, тем более гнетущим делалось ожидание, тем сильнее ощущалось предчувствие беды. Повеяло холодом. Эйза наступила во что-то мокрое и тут же отдернула ногу. Перед ней лежал небольшой пруд с неподвижной черной поверхностью. Лучи умирающего солнца не касались его. Черная вода притягивала взгляд. Будто в превосходном зеркале, Эйза видела свое отражение: утомленное лицо, тени под глазами, заострившийся подбородок и болезненно сжатые губы. Женщина в пруду была куда изможденнее Эйзы. Эйза прикоснулась ко лбу – отражение сделало то же самое. И вдруг обе вздрогнули как от удара. За спиной женщины в пруду проявилась будто из воздуха громадная тень. Невозможно было определить, какого она вида: очертания тени были расплывчаты и сероваты, сгущаясь и чернея к середине. Вскрикнув, Эйза оторвала взгляд от озера и обернулась за спину.