–Сэр, доброе утро, сэр!
– Да! – немного рассеянно отозвался шериф, оборачиваясь на голос.
– Там это, кажется, что, э-э-э, кое-что произошло! – Голос принадлежал тщедушному человечку
– Хиггинс, сколько раз повторять? Коротко и по делу!
– Подстрелили Ленарда Прайса. Он жив, сейчас у врача. Похоже, снова похитители скота, – четко и без запинки отрапортовал сержант Хиггинс. Он даже приосанился и стал похож на подростка в полицейской форме.
– Снова чертовы конокрады, – произнес шериф (И снова чертов Прайс…). – Подробнее, сержант!
– Кажется, Прайс сидел в засаде, сэр! И похоже, что не один.
– (Жаль, что не один. Чертов Прайс…) А с кем?
– Говорит, что не мое собачье дело, сэр, – снова гордо отчеканил Хиггинс.
– Ну, пойдем поинтересуемся у мистера Прайса, чье же это собачье дело. Где он? У Кина?
– Был там пару минут назад, просил не беспокоить.
– Обойдется, – спокойно произнес шериф (Ах, не беспокоить этого сукиного сына?!).
Сердито сдёрнув с крюка шляпу, шериф потушил папиросу и подтянул было пояс как можно выше, но штаны снова съехали на прежние позиции. Койл раздосадовано покачал головой, поправил померкшую, в разводах и ссадинах, звезду на груди и шагнул к выходу.
– Что встал, сержант? Так и будешь здесь торчать и ни хрена не делать?
Хиггинс засеменил вслед за уверенно идущим начальником. Даже такой звезды у него не было. Он ее, может, и хотел, но очень боялся ее силы.
***
– Кин! – громко позвал шериф. – Это Койл.
– Да, шериф, проходите! – донесся из дальней комнаты любезный голос местного спасителя, бывшего военного врача, а ныне местного доктора Эйдена Кина.
Шериф встал в дверном проеме и оглядел помещение, в которое местные, залетные, а пару раз и сам блюститель закона попадали в качестве пациентов. С последнего раза ничего в комнате не изменилось: всё те же придвинутые к стене два больших стола с причудливыми изуверскими инструментами (казалось, они попали сюда прямиком из средневековой Европы, из инквизиторской комнаты для допросов), полочки с аккуратно расставленными банками, бутылками и колбами всех форм и размеров. При входе справа стоял диван, миссии которого в кабинете Кина никто не знал. То ли диван предназначался для сострадающих, то ли для впечатлительных, то ли сам доктор после напряженной работы спал на нём, не поднимаясь в спальню.
Сейчас доктор Кин восседал на стуле без спинки, а рядом на кровати полусидел-полулежал Ленард Прайс.
– Джентльмены! – поприветствовал обоих шериф. – Что случилось?
– Шериф, ты же знаешь, есть люди, которым я не особо нравлюсь. – Ленард подмигнул и скривил рот в неприятной улыбке.
– Ближе к делу, – пытаясь сохранять спокойствие, процедил Койл.
– Коротко и по делу! – требовательно продекларировал стоящий за спиной шерифа сержант Хиггинс.
Раздался общий смешок, даже шериф на секунду вздернул уголки губ вверх, но сразу же их опустил. Власть не должна вызывать даже ухмылку, и Койл, прекрасно это понимавший, насупился.
– Джентльмены, по вашему настроению не скажешь, что здесь кого-то подстрелили. Может, пройдем все вместе в участок и все обстоятельно выясним?
Доктор и пациент ничуть не испугались, но стали серьезнее. Убедившись в этом, Койл окинул комнату опытным внимательным взглядом.
– Шериф, я просто не боюсь свинца и крови, – опять отшутился Ленард.
Койл внимательно посмотрел на доказательства: испачканные, скомканные тряпки валялись на столике, стоящем рядом с медицинской чудо-кроватью, в фаянсовой пиале блестел снаряд, в стакане со спиртом отмокал пинцет, а на плече шутника красовалась свежая повязка.
Чёртов Прайс. Ничто его не берет. Столько раз был на волосок от смерти. Потом встал на этот волосок как канатоходец и начал балансировать. Непринужденно так, игриво даже. Вечно эта надменная рожа. А ведь когда-то был другим….
Мысли снова повели Койла не туда, и он с силой, как прежде уголки губ, вернул их обратно.
Ленард Прайс, раненый, но оставшийся в живых и из-за этого несколько возбужденный, с любопытством, но без трепета смотрел на пузатого пожилого шерифа, с которым они были ровесниками. Койл, правда, выглядел десятка на полтора лет старше: напитанные влагой мешки под глазами, капиллярные сеточки на щеках, талия, которую хотелось опоясать металлическим обручем от бочки. Он возвышался над раненым, как водонапорная башня. Но страха при этом не вызывал и явно сердился из-за того, что фальшивый пиетет Прайса чувствует не только он.
Доктор Кин молчал, спокойно, как это свойственно людям его профессии, наблюдая за ситуацией. Взгляд его то и дело останавливался, будто доктора занимали мысли, совершенно несовместимые с происходящим в его же кабинете. Его растрепанный вид вопросов не вызывал, а точнее, перестал вызывать уже несколько месяцев. Хотя обычно он был другим. Гладко выбритый, с идеальным пробором, с четким, не колючим взглядом, доктор выглядел эталоном мужской красоты, на которого заглядывались женщины, словно он не человек, а флакон с французскими духами, фигуристый, нарядный, желанный.