Последние слова Матюшкина вызвали у Андрея смех. Матюшкин, обидевшись и пробормотав: «Им, дуракам, глаза открываешь, а оне…» — торопливо и сердито ушел. Андрей побродил по улицам, купил на завтра хлеба, молока и неожиданно решил: «Съезжу. А то она обижается, что я не бывал у нее». Дом отдыха в восемнадцати километрах от города, дорога как стеклышко, чего не съездить. Тем более что он все равно собирался в воскресенье побывать там, отвезти жене плащ (последние дни стали перепадать дожди), о чем она сама просила его по телефону, а он, помнится, неумно отшучивался: «Да я ж тебе только помешаю». Ну, будем откровенны: какую-то роль в этом сыграла неприязнь Андрея ко всяким неясностям, ко всему неопределенному, смутному, которой он всегда отличался.
Был уже поздний вечер, по-августовски темный, с густой вязкой чернотой на небе, когда старый дребезжащий автобус остановился возле дома отдыха и, торопливо, тревожно ударив два раза дверцами, помчался дальше. Андрей был единственным пассажиром, который вышел из автобуса.
Он всю жизнь прожил в городе, за город выезжал редко, только днем, и вечерний лес почему-то вызывал в нем чувство настороженности. Эта настороженность даже усиливалась вроде бы от пузатых ламп, висевших над площадкой возле клуба, где баянист азартно, с каким-то надрывом, вымучивал старинное танго. Танцевало с полсотни пар; резкий шорох от их ног странно гармонировал со звуками баяна, как бы дополняя их, и Андрей удивился этой гармонии. А вокруг стояли люди. В голосах некоторых мужчин и женщин, в их смехе Андрей чувствовал что-то напускное, какую-то легкую рисовку.
Валя танцевала. Какая же она радостная, оживленная, будто в воздухе парит. Она всегда радостная, но сегодня наособицу. Почему бы? Андрей впервые в жизни подумал о жене так вот… С нею тот… кудрявый, мордастый. Он!.. Андрей впился в него глазами. Хлюст. Сразу видно — хлюст и волокита. Морда пройдохи. Ишь как пошло изгибается, плечиками поводит, будто примитивная кокетка; раскрашен как павлин: клетчатый пиджак, черные штаны, желтая рубаха, а галстук серебром отливает. Уже не молод. Но молодится.
«Многие донжуаны скроены на один лад, — раздумывал Андрей. — Что-то нагловатое, сытое и скользкое во взгляде. Назойливые говоруны, острословы. Ясно видимый налет пошлости во всем поведении, чего никакой образованностью не скроешь. И только плотская тяга. Тьфу!»
Потом он к чему-то подумал: «Если мужчина изобьет девушку, его посадят. А если он обманом овладеет ею, а потом отшвырнет от себя — душевная травма куда более крупная, его не наказывают. Игры, обмана и завуалированной подлости, пожалуй, больше всего в обращениях между мужчинами и женщинами. Нет, я злой сегодня. И, кажется, ревную».
Она танцевала уже с другим, пожилым мужчиной, который двигался лениво-медленно и, казалось, был равнодушен не только к партнерше, но и ко всему — к надрывной музыке, к людям на площадке, к сырому, холодеющему вечеру — и танцевал лишь потому, что танцуют другие, что так положено, на то и дом отдыха.
Андрей уже хотел окликнуть Валю, но тут случилось то, чего он никак не ожидал: к ней подбежал кудрявый, где он был до этого — неизвестно; произошла странная, непонятная возня; Андрей услышал резкий, недовольный голос жены и бросился к ней. Мешали люди. Он увидел, как Валя, гордо вскинув голову, торопливо и зло (она всегда так вот вскидывала голову, когда злилась) зашагала по асфальтовой дорожке, грязно белевшей во тьме, к ярко освещенному жилому корпусу. К ней подбежал кудрявый.
«Крадучись, как жулик».
— Отстань! — крикнула Валя. — Или я сейчас закричу.
— Подожди! Давай поговорим.
— Уйди! Добром прошу.
— Ну подожди! — Он схватил ее за руку.
— Оставьте ее. — Это сказал Андрей.
— Ты?! — удивилась она.
— А тебе-то еще чего? — Мужчина ткнул в плечо Андрея кулаком и придвинулся к нему.
«Он же пьян. И чего она с ним? Тьфу!» Андрей оттолкнул кудрявого; вроде бы легко оттолкнул, но тот упал и, вскочив, ругаясь, больно ударил Андрея кулаком в шею.
Все это произошло за какие-то секунды.
— Я сейчас вызову милицию! — необычно для нее нервно прокричала жена, но, отойдя шагов десять, остановилась.
«Тут и милиции-то, наверное, нет», — подумал Андрей. Его трясло от злости и от испуга. Нет, он не боялся этого человека, но его пугала сама мысль, что вот сейчас начнется драка, будут шум, крики, и, чтобы разом покончить со всем этим и освободить себе дорогу, он еще раз, уже сильнее отшвырнул мужчину, и тот опять повалился. На этот раз он, кажется, крепко шмякнулся, аж к кустам отлетел.
«А на автобус-то я, наверное, запоздаю», — подумал Андрей и удивился, что может думать о чем-то постороннем.
К ним подходили люди.
— Прекратите же, как не стыдно, — сказала какая-то старуха и добавила: — Они танцевали, а этот с плащом налетел.
— И вчерась налетал.
— Напьются и…
— Ну что вы говорите? Вы же ничего не знаете. — Это сказала Валя. — Пойдем, Андрей.