Старинные помещики на службе и дома. Из семейной хроники Андрея Тимофеевича Болотова (1578–1762)

Время и нравы были еще весьма грубы, в обществе не сложилось еще никаких прочных отношений, а потому, если мы и откинем кое-что из хвалебных отзывов сына об отце, зная заранее, что сын не любит распространяться о темных сторонах бытия человеческого, но и не сочиняет своих отзывов, нельзя не признать почтенных достоинств командира и человека, каким рисуется в записках Тимофей

Петрович. В звании полковника он прослужил все последние 10 лет своей жизни (умер в 1450 году); он отлучался от полка только раз – на все время второй ревизии, когда заведовал переписью населения Псковской губернии и разъезжал по ее уездам. Достигнув самостоятельного положения, Болотов является вполне самим собой, сложившейся цельной личностью. Не обладая никакими особыми талантами, это лучший тип из средних людей, добросовестный самоучка петровского образца, достигший возможного в его положении умственного развития; он отзывчив на все, что исходит из просвещенной среды, гибко поддается требованиям времени. Такие люди бывают прекрасными передатчиками между сталкивающимися культурными веяниями. Отлично прилаживаясь к немцам, полковник онемечился ровно настолько, сколько это считали полезным по традициям века реформ. За 10 лет службы в гвардии он дал немцам вволю мудрить над собой; ценил таланты и трудолюбие Миниха, де-Ласси, в ближайшем командире Густаве Бироне ценил внимание, преданность службе; охотно простил им педантизм и мучительную придирчивость. Но, избавившись от их гнета, он обратился к образцам юности и стал служакой дельным без педантизма, авторитетно строгим, но с воспитанностью и выдержкой, редкими и в иностранцах. В качестве чина крупного и самостоятельного Болотов уже не давал немцам спуску, если они пробовали над ним ломаться; против нарвского коменданта Штейна, не пропустившего его полк через крепость, он поднял целое дело. Он воспитался, жил и умер на службе, а потому знал ее «с фундамента» и был, прежде всего, деловит и практичен, содержал полк исправно, но вовсе не напоказ, без мелочности и щегольства, понемножку входившего в обычай при императрице Елизавете.

Продолжительное мирное время дало ему возможность ввести разные технические и эстетические усовершенствования; он завел мастерские и ремесла в полку, так что его солдаты сооружали целые рессорные экипажи. Большой любитель музыки, Болотов сам играл на «флейтузе», и его заботами полковые оркестр и хор были в прекрасном состоянии; кроме того, он устроил особый хор певчих из солдатских детей и писарей и комнатный оркестр из духовых инструментов – флейт и фаготов; его мягкими звуками он увеселял духовенство тех городов, где стоял; эта музыка так и называлась архиерейскою. Болотов-отец любил общество, умел сходиться с людьми и был гостеприимный хлебосол, несмотря на свои небольшие средства; эта общественная сторона его жизни любопытна тем, что некоторыми чертами уже напоминает нам XIX век – широкое гостеприимство, приемы командиров и всяких самостоятельных начальников, уменье соединять общество, входящие до сих пор в служебные обязанности высших чинов нашей провинции. Устраиваясь в городах с полком или один по особо важной командировке, как во Пскове по делам второй ревизии, он поступал сообразно с своим чином, делал обеды местному архиерею, воеводе и всем губернским чинам. Полковник не отказывал себе в обществе по обычным дням; несколько человек офицеров и местных помещиков, с которыми он всегда знакомился на всех стоянках, ежедневно бывали за его столом. Беседа с разумными иностранцами, говорит сын, была его любимым отдыхом. С остзейскими помещиками он беседовал о сельском хозяйстве, интересуясь им издали, прикованный к своему полку.