Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской

Он собрал всех сильных боh атырей и всех охрателей, думали думу и выдумали думу, што есь Ивашко-Сорокинская Шапка: берегет-стерегет тридцать лет Конька-Горбунка. Никто їм владать не может. Удумали Еру слана Лазаревича отослать от осударева к синёму морю, устроить ему избушку.

Товда Еруслан Лазаревич устроил себе потешку-дробовку, ходил ко синю морю и стрелял серых утицей.

Идет он с етой забавой и видит, идет Ивашко-Сорокинская Шапка и гонит тридцать одну лошадь к Синю морю на пойво.

Как прогонил Ивашко етих коней, и выходит Еруслан Лазаревич кланяется Ивашку-Сорокинской Шапке.

— Ай, Ивашко-Сорокинская Шапка, выбрать бы у тебя такого коня, штобы был мне по плечу.

Ивашко-Сорокинская Шапка поглядел:

— Сказал бы я тебе добра коня! Што ты ешьчо в младых годах.

— Ах, Ивашко-Сорокинская Шапка! И не знаешь ты моей моготы!

— Ну, завтра приходи, посмотрим, сможешь ле ты оприметить етого коня. Он зайдет в море в полбока, и пойдет вода взводнем.

Еруслан Лазаревич встал рано и средился с дробовкой к Синему морю. Стал на то место, hде ети кони пьют. И пригоняет коней Ивашко-Сорокинская Шапка. Все стали пить с берегу, а Конек-Горбунок пошел в пол бока, и пошли взводни. Напились ети добры лошади, хвосты зазняли. Конек-Горбунок выбежал.

Успел Еруслан Лазаревич тяпнуть его правой рукой. Осел Конек-Горбунок по колени в землю. Успешен был Еруслан Лазаревич:

— Стой, овеян мешок, полно сам себе форсить, не нам ле боhатырям на тебе ездить?!

Конь проговороил человеческим есаком:

— Спусти меня на три зари самого себя прокатать на камыш-траву, ноздри свої пробрызгать.

Еруслан Лазаревич спустил коня.

Товда конь трое суточек прокатался на камыш-травы, ноздри свои пробрызгал и явился, стал перед Ерусланом Лазаревичем:

— Ну, поспел я, прокатался по три зори утренных на камыш-травы, ноздри пробрызгал! Куда ты желашь ехать?

Еруслан Лазаревич:

— Нет у меня вуздицы тосьмяное, седелка зеркальчата, — н екак тебя обседлать-обуздать. Ты пойди погуляй, а я пойду к царю Картаусу.

Собрал свое имушшесьво и пошол к царю Картаусу.

Приходит с таким весельсвом, оцень ему хорошо.

Царь Картаус:

— Што весел, што хорош? Оцень полнокровной сделался. Што палосе в пустом месте?

— Ах, царь Картаус, выбирал я у тебя добра коня, што лучша на свете нет, їмал я за белу гриву Конька-Горбунька. А я оцень хорошо владею конем.

— Ковда ты сымал коня за белу гриву, то владай їм.

(Он восьми годов быд. Год ето протенулось у его с конем-то.)

— Дайте мне вуздицы тосьмяное, седелышко зеркальцато, поеду я во цисто поле.

Царь Картаус приказал дворникам выдать вуздицю и седел-ко. Получил ето все Еруслан Лазаревич и пошел в цисто поле, на пустынно место, hде как был спушшен Конек Горбунок. Конец стоїт, выбил землю по колен.

— Долго ты загулял, Еруслан Лазаревич!

— Не загулялса, не я задержалса, а задержал меня царь Картаус!

Товда надевал он на коня вуздицю тосьмяное, седлал седелышко зеркальцато и поехал к царю Картаусу к полаты белокаменные просить у его латы боhатырские, палицю буевую, востру саблю, копье долгомерное.

Говорит царь: — Выйдите, слуги.

Слуги вышли. Снарядился Еруслан Лазаревич, вышел на красное крыльцо, на коня садился, брал в праву руку толковой повод, в леву руку шолкову плетку, ударил коня по тухлым ребрам, — запышел Конец-Горбунок, не видали поезки боhатырское, только видели в цистом поли курев астоїт. Выехали в чисто поле, говорит Конек-Горбунок:

— Ах, ты, Еруслан Лазаревич! Куда ты едешь, куда путь держишь?

— Слыхал я, што есь в Индейском царьсве, стоїт дуб. Сидит там С оловей: добра птица там не л етит, добры люди не проежживают.

Товда Конек-Горбунок говорит:

— Можешь-ле ты с С оловьем совладать? Сам себе голову положить или С оловью срубить?

Еруслан Лазаревич отвечат:

— Охота мне попытать С оловья и охота мне свои силы попроведать.

Ехали они день до вечера, красна солнышка до з аката, доехали до циста поля, до окраіны.

Еруслан Лазаревич увидал етот дуб, у дуба стоїт С оловей, подперся копьем.

Тоhда он поехал на дуб, отпрукнул своего коня:

— Стой, Конек-Горбунок! Надо его разбудить ото сна, как от смерти (он з аспал стоя).

Еруслан Лазаревич взял шолкову плетку, одернул его по плец:

— Полно стоя спать! Выспись лежа!

— Ах, ты какой. Нихто меня не проежживал, птица не пролетывала, зверь не прорыскивал, а ты меня наехал, да їшьчо плеткой оддернул.

Соловей зашипел-то по змеїному, заревел по звериному.

Конек устоял на ногах, а Еруслан Лазаревич не побоялся его шипоты:

— Не боюся я вашего реву, не страшуся вашей шипоты. Лучша седлай своего коня, выедем в цисто поле, лучша побр атаемса.

Товда Соловей стал седлать своего коня, норовился срубить буйну голову у Еруслана Лазаревича, такого малого юноши.

Выехали на цисто поле, разъехались в три прыска лошадиных, и съежжались близко н аблизко друг с другом. С оловьё ударил палицей буевой. Тот несколько не подрогнул. Успешен был Еруслан Лазаревич, ударил его по буйной головы, голова пала, и побежал егов конь в цисто поле.

(Вот тебе и С оловье-боh атырь!)

Успел Соловье прокричать:

— Русьской боhатырь однажды бьет, да метно живет!