Старлинг Хаус

Я все еще вижу блеск окна через ворота. Я подхожу ближе, пропуская пальцы между раскрытыми пастями и завивающимися хвостами, смотрю на этот свет и по-детски мечтаю, чтобы он светил для меня. Как фонарь на крыльце, оставленный, чтобы приветствовать меня дома после долгого дня.

У меня нет ни дома, ни света на крыльце. Но у меня есть все, что мне нужно, и этого достаточно.

Просто иногда, да поможет мне Бог, я хочу большего.

Я уже так близко к воротам, что мое дыхание жемчугом отдается о холодный металл. Я знаю, что должна отпустить его — темнота становится все глубже, Джасперу нужен ужин, а мои ноги онемели от холода, но я продолжаю стоять и смотреть, преследуемый голодом, который я даже не могу правильно назвать.

Мне приходит в голову, что я была права: сны — это как бездомные кошки. Если их не кормить, они становятся худыми, умными и с острыми когтями, и приходят за яремной ямкой¹², когда ты меньше всего этого ожидаешь.

Я не осознаю, как крепко держусь за ворота, пока не почувствую укус железа и влажный жар крови. Я ругаюсь и вытираю рукавом толстовки на рану, размышляя о том, сколько в поликлинике за прививку от столбняка и почему воздух пахнет неожиданно насыщенно и сладко, когда осознаю две вещи одновременно.

Во-первых, что свет в окне погас.

А во-вторых, что кто-то стоит по ту сторону ворот Старлинг Хауса.

В Старлинг Хаусе никогда не бывает гостей. Здесь ни частных вечеринок, ни приезжающих родственников, ни фургонов для ремонта систем отопления, вентиляции и кондиционирования, ни грузовиков с доставкой. Иногда в приступе гормональной неудовлетворенности стайка старшеклассников заговаривают о том, чтобы забраться на стену и пробраться к самому дому, но потом поднимается туман или дует боковой ветер, и смелость так и не достигается. Раз в неделю за воротами складывают продукты, молоко потеет в коричневых бумажных мешках, а время от времени напротив дороги паркуется черный автомобиль, и проходит час или два, никто не садится и не выходит. Сомневаюсь, что за последнее десятилетие на землю Старлингов не ступала нога постороннего человека.

А значит, есть ровно один человек, который может стоять по ту сторону ворот.

Последний Старлинг живет совершенно один, это Бу Рэдли, который был проклят сначала своим вычурным именем (Алистер или Альфред, никто так и не смог определиться), во-вторых, его стрижкой (неухоженной настолько, что чтобы намекнуть на неудачную политику, когда его видели в последний раз), и в-третьих, темными слухами о том, что его родители умерли при необычных обстоятельствах и странно молодыми¹³.

Но наследник Старлинг Хауса не похож на богатого затворника или убийцу; он похож на недокормленную ворону, одетую в пуговицу, плечи сгорблены и не сходятся по швам. Его лицо жесткие углы и угрюмые кости, разделенные клювом носа, а его волосы — это рваные крылья, на дюйм не дотягивающие до кефали. Его глаза впиваются когтями в мои.

Я осознаю, что смотрю на него, пригнувшись, как опоссум, застигнутый за набегом на мусорные баки мотеля. Я не делала ничего противозаконного, но у меня нет фантастического объяснения, почему я стою в конце его подъездной дорожки после наступления сумерек, а вероятность того, что он действительно убийца, — пятьдесят на пятьдесят. на самом деле убийца, поэтому я делаю то, что делала мама всякий раз, когда попадала в затруднительное положение. в затруднительное положение, а это было каждый день: я улыбаюсь.

— О, я вас там не заметила! — Я прижимаюсь к груди и заливаюсь девичьим смехом. — Я просто проходила мимо и решила поближе посмотреть на эти ворота. Они такие причудливые. В любом случае, я не хотела вас беспокоить, так что я пойду своей дорогой.

Наследник Старлинг Хаус не улыбается в ответ. Он не выглядит так, будто никогда ничему не улыбался и никогда не улыбнется, как будто его высекли из жестокого камня, а не родили обычным способом. Его взгляд переводятся на мою левую руку, где кровь просочилась сквозь рукав ватника и капает с кончиков пальцев.

— Вот дерьмо.

Я делаю безуспешную попытку засунуть руку в карман, но это больно.

— Я имею в виду, ничего страшного. Я споткнулась раннее, понимаете, и…

Он двигается так быстро, что я едва успеваю вздохнуть. Его рука просовывается сквозь ворота и ловит мою, и я знаю, что должна вырвать ее. Когда ты взрослеешь самостоятельно с пятнадцати лет, ты учишься не позволять незнакомым мужчинам хвататься за любую часть тебя, но между нами огромный висячий замок, его кожа такая теплая, а моя такая чертовски холодная. Он поворачивает мою руку ладонью вверх, и я слышу негромкое дыхание.

Я поднимаю одно плечо.

— Все в порядке. — Это не нормально: моя рука — липкая масса красного цвета, плоть зияет так, что я думаю, что суперклея и перекиси может оказаться недостаточно. — Мой брат меня подлечит. Он, кстати, ждет меня, так что мне действительно пора идти.