Я опускаюсь, плечи вздрагивают, сердце разрывается на части.
— Можете проверить мои пропущенные вызовы? Пожалуйста, мне просто нужно знать…
— Давай, Опал, пора идти. — Мэйхью засовывает две руки мне под мышки.
Секретарша прокручивает страницу, акриловые ногти постукивают по моему экрану.
— Просто Хит, снова и снова. — Она цокает языком. — У него все
— Можете проверить мои сообщения? Вы же знаете, как дети ненавидят звонить…
Секретарша листает мои сообщения, а Мэйхью уже заработал себе грыжу, пытаясь поднять меня, когда стеклянные двери распахиваются.
Это Бев. Дымящаяся, глядящая сквозь размазанный пепел, как ангел-мститель со стрижкой. Шарлотта тревожно бежит за ней, одаривая регистраторшу болезненной улыбкой.
Бев останавливается на полпути через холл и скрещивает руки. Она окидывает нас яростным взглядом, и если бы у меня оставалось хоть капля эмоций, я бы ужаснулась. Этот мотель был ее жизнью и средствами к существованию, ее
Бев медленно спрашивает:
— Может, кто-нибудь объяснит мне, что за чертовщина здесь происходит?
Констебль опускает меня и надувает впалую грудь.
— Мэм, я попрошу вас покинуть помещение. Я расследую преступление.
— Ну и ну, констебль. Я
Я встречаюсь взглядом с Шарлоттой, стоящей за спиной Бев, и мне удается произнести одно придушенное слово.
— Джаспер?
Шарлотта говорит:
— Они потушили пожар, но никого не нашли. Я не думаю, что он там был.
Я пропускаю следующие несколько предложений, потому что занята тем, что вываливаю кишки на пол. Когда все заканчивается, я чувствую себя пустой и хрупкой, как пластик, который слишком долго пролежал на солнце. Секретарша бросает в меня рулон голубых бумажных полотенец, и я игнорирую его, пытаясь вспомнить трюк с дыханием.
К тому времени как я отклеиваю череп от плитки, Бев тычет пальцем в лицо констеблю.
— Не говори со мной так, ты, чертов ковбой из торгового центра…
— Послушай, Бев, я избран народом этого великого штата…
— Ты ездишь на мамином
Мэйхью изо всех сил старается смотреть в упор на Бев, которая превосходит его на несколько дюймов и по меньшей мере на двадцать фунтов.
— Очевидец сообщил, что эта молодая леди вела себя подозрительно сегодня вечером.
— Ну, я как очевидец говорю тебе, что не видела ее этим вечером. Она не возвращалась с работы. — Бев вычленяет каждый слог, как будто говорит со сломанным динамиком в Бургер Кинг.
— Ее менеджер сообщил, что она была уволена за несколько часов до события, о котором идет речь, после того как грубо сорвалась на клиенте. Учитывая ее нестабильные действия, я думаю, вполне вероятно, что…
Шарлотта заговорила впервые, ее голос был мягким и почтительным.
— Я тоже там была. Опал не было рядом с мотелем этим вечером.
Констебль Мэйхью сужает глаза, глядя на Шарлотту.
— А что вы делали в Саду Идена этим вечером?
— Я просто… — Шарлотта смотрит на Бев, и лицо Бев напрягается. Шарлотта отходит в сторону.
Констебль Мэйхью застегивает большие пальцы на петлях ремня.
— Вы были платящим гостем116
?— Нет, сэр.
— Вы были в гостях у платящего гостя?
— Нет, сэр. — Голос Шарлотты слабеет с каждым словом. Оправа ее очков ярко-розовая на фоне бледности ее кожи.
— Тогда что вы там делали?
Бев встает между ними, ее челюсть так сильно сжата, что она едва может шевелить губами.
— Это не ваше собачье дело.
Констебль, который, видимо, никогда не видел, как Бев дерется с тремя пьяницами на парковке мотеля, и у которого сложилось впечатление, что белый изгиб ее костяшек означает, что он победил, говорит:
— Я пытаюсь расследовать возможный поджог. Думаю, стоит задать несколько вопросов этой даме, которая, судя по всему, находилась на месте преступления без всякой причины. — Он поднимает голову. — Мэм, я спрошу вас еще раз: почему вы были в Саду Идена этим вечером?
Шарлотта смотрит на Бев. Бев смотрит на Шарлотту. Я могу быть ошеломлена, больна и глупеть от облегчения, но даже я вижу, что они разговаривают друг с другом, разговаривают беззвучной азбукой Морзе двух людей, которые знают друг друга намного, намного лучше, чем я думала.
— Это не то, — объявляет Бев, ни к кому конкретно не обращаясь, — как я хотела это сделать.
На лице Шарлотты отражается надежда и сомнение. Она пожимает плечами, как будто ей все равно, или как будто она хотела бы, чтобы это было не так, и смотрит на Бев.
— Никто тебя не заставляет, милая. — Я пытаюсь вспомнить, называла ли Шарлотта меня когда-нибудь милой, но не могу. Если и называла, то вряд ли так, словно это было дерзостью или, может быть, молитвой.