Старое пианино

Михалыч проходил мимо ванной комнаты и услышал звук разбившейся склянки. Зашел в помещение. На керамических плитках пола блестели мелкие осколки. Михалыч встал посредине, покрутил головой, затем решительно двинулся к плетеной корзине для белья, запустил руку под крышку и вытащил за шкирку Зета.

– Ты что здесь делаешь, прохвост?

Чертенок болтался на весу, покаянно опустив рожки и свесив лапы.

– Ой-ой, господин, отпусти, – заверещал он. – Твоя рука жжется. Ты спалишь мне шкуру.

Михалыч посадил его на крышку корзины.

– Благодарю, господин, а то каждый норовит попортить мой костюмчик, – пожаловался франт, расправляя на шее пышное жабо.

– А ну отвечай, козявка, что ты здесь вынюхиваешь! Тебя шпионить послали?

– Ни-ни-ни, господин, я сам. Ты меня, пожалуйста, не выдавай. Если старшие узнают, что я хожу сюда самовольно, меня снова высекут. Раньше мы ходили в мир людей только с высшего соизволения и с большими трудностями, а сейчас, когда проход открыт, все стали бегать без спроса. Но все равно запрещено, особенно младшим, если попадусь, меня накажут.

Михалыч присел на край ванны.

– Ну и какого черта тебя носит сюда каждый день?

– Ай-яй-яй, тебе, светлейший, совсем не пристало чертыхаться. Разве ты плохо учился? Вот я хорошо усвоил, что нам можно, а что нельзя, потому что я лучший ученик!

Зет вдруг насторожился и шмыгнул обратно под крышку корзины. Вошел Максим, осколки хрустнули у него под ногами.

– Доконал-таки флакончик? Ну и черт с ним! Этот аромат меня уже во сне преследует, никогда больше не куплю.

– Чертыхаться нельзя, – назидательно сказал Михалыч. – Чему тебя только учили?

– Да ничему в общем-то. Так, музыке кое-как. Я тебе помешал?

– Хочу принять ванну, что-то спину ломит.

– Ухожу. Руки только сполосну. Осколки-то смети хоть в сторону, порежешься.

Как только Максим ушел, Зет выбрался из корзины.

– Это твой друг? – кивнул он на дверь. – Я слышал, что он гений. А еще я тайком подслушивал, как он играл. – Чертенок сокрушенно вздохнул. – Жаль, долго не проживет.

– С чего ты так решил? – Михалыч нахмурился.

– Он добрый гений, а добрые гении – наши злейшие враги. С ними необходимо бороться безжалостно, любыми средствами, – наизусть отчеканил Зет.

– Ах вот оно что! Понятно, – снова улыбнулся Михалыч. – Давай-ка, отвечай урок до конца, посмотрю, какой ты способный.

Чертенок вытянулся и с готовностью затараторил:

– Добро, посеянное гением, живет в веках и искоренить его практически невозможно. Один добрый гений стоит миллиона мерзавцев, потому что зло не живет долго, а сотворенное гением – вечно и сводит на нет все наши усилия. Поэтому гениев мы стараемся истреблять как можно раньше, чтобы свести их вклад к минимуму.

– Истреблять? Это как же? Убиваете, насылаете порчу?

– Зачем? Все делается с помощью самих же людей. Ты, светлейший, задаешь странные вопросы. Будто сам не знаешь. Наше дело нашептывать людям дурное, а остальное они сделают за нас.

– Да знаю я все, тебя хочу проэкзаменовать. Пожалуй, ты действительно прилежный ученик. Только почему же ты нюхаешь цветы, слушаешь музыку, жалеешь гения? Сдается мне, какой-то у тебя изъян, мелкий лихоимец.

Мордаха Зета плаксиво сморщилась.

– Сам не могу понять. Зараза какая-то. Я из высшей касты чертей, данные у меня отличные, вырасту, стану правой рукой Себа, он сам однажды обмолвился. Себ хвалит меня, говорит, что я сметлив не по годам.

– Вундеркинд чертов, – кивнул Михалыч.

– Не выдавай меня, господин, очень прошу. Я постараюсь исправиться.

– Так зачем ты залез к нам в ванную, проныра?

Зет неожиданно сконфузился совершенно искренне.

– Я… я хотел взять кусочек мыла, – промямлил он, пряча глаза. – Они играли, кидались навозом, а мне совсем не нравится. Я целый час в пруду полоскался, но запах никак не отбить. Даже чесаться начал.

Он украдкой поскреб сухонькой обезьяньей ручкой саднящее место на смоляном боку.

– Да-а, точно ты, пострел, дефективный. Первый раз вижу такого чистюлю в рядах нечисти. Не трясись, я никому не скажу. Бери мыло и проваливай.

Зет бочком приблизился к Михалычу, осторожно, боясь прикоснуться, взял из его руки кусок туалетного мыла и чинно засеменил к двери, но прежде, чем выйти, обернулся:

– Можно еще спросить? – Получив поощрительный кивок, продолжал: – Зачем ты надел чужую шкуру?

– Мне так удобнее, – едва не расхохотался Михалыч. Зет несказанно его забавлял.

– Классно! Я бы тоже так хотел. Но такому нас не учат. Это умеют только высшие.

До свидания, господин, – вежливо попрощался чертенок и, исчерпав весь запас известного ему политеса, с облегчением дал стрекача.

Михалыч еще некоторое время задумчиво смотрел на приоткрытую дверь, затем взял щетку и стал сметать в кучку осколки.

Ярослав с утра засел за свой ноутбук, но, завидев Василия, предложил:

– Давай затаримся пивком и пойдем на речку, порыбачим до обеда. Я уже с ума схожу от безделья. Хотели задержаться здесь на два дня, а торчим вторую неделю. Кстати, ты не видел мою красную бейсболку? Мне ее пилот с «Формулы-1» подарил – именная. Я уже всех спрашивал, искал, где только мог, пропала бесследно.