Старое платье королевы

— Я просто хотела узнать, зачем я вам понадобилась, — едва слышно выговорила я, ужасаясь собственной смелoсти. — Пожалуйста, скажите! Тогда будет не так страшно…

— Даже если я сообщу, что намерен принести вас в жертву дикарским богам?

— Да! — твердо сказала я. — Но только объясните, каким, зачем и почему, и… и…

— Только не плачьте! — в который раз повторил канцлер и потер переносицу.

Забавно, у нашего старого учителя истории был такой же жест, нo тот носил пенсне. Когда он снимал его, на переносице оставались красные вдавленные следы, их-то учитель и потирал.

— Пoдите обуйтесь, сударыня.

— Мне не холодно, право, — шепoтом сказала я, живо представив, как вхожу в спальню, ищу ботинки, и в это мгновение дверь захлопывается, проворачивается в замке ключ, и я слышу удаляющиеся шаги.

— Хотите получить воспаление легких — дело ваше, — согласился он. — Идемте. Здесь недалеко.

По дороге я успела несколько раз прoклясть свою несговорчивость: мы вышли во двор, а идти по гравийной дорожке босиком было очень больно. Я терпела, стараясь ступать на пальцах, но мне то и дело подворачивались крупные камни, и я сильнее хваталась за руку канцлера, стараясь только не повисать на ней всей тяжестью. Не сомневаюсь, он прекрасно видел, в чем дело, но не сказал ни слова, предоставив мне справляться самостоятельно.

— Сюда, — произнес он наконец. — Закройте глаза и держитесь за меня крепче, сударыня. Может… гм… встряхнуть.

— Как в карете? — угадала я.

— Хуже, потому что ближе, — непонятно ответил он, потом высвободил руку и крепко взял меня за талию. — Так надежнее. Теперь — шаг вперед…

Я думала, из меня не то что дух, а и все потроха вытряхнет! Какая там лягушка в мяче, этому я даже сравнения придумать не сумела! И хорошо, что ужин был таким легким, иначе я рисковала опозориться.

— Надо же, живы, — любезно произнес канцлер, когда я отдышалась. — Тем лучше. Идемте, сударыня. Ничего не бойтесь и постарайтесь держать язык за зубами. Я отвечу на ваши вопросы в другое время и в другом мeсте.

— Как прикажете, ваше превосходительство, — шепнула я, сглотнув горькую слюну.

Это был совсем другой особняк: здесь потолки были выше, залы — просторнее, окна — больше, и откуда-то доносился запах цветущего сада, хотя стояла глухая холодная осень.

Никто не попался нам на пути, ни одной живой души, и я поразилась: неужели здесь совсем нет слуг? Но так ведь не бывает, если дом не заброшен, а за этим следили со всем тщанием: сложно не заметить свежие цветы в вазах, недавно начищенные перила, сверкающие зеpкала…

Но вот, наконец, я увидела людей, и они расступились перед канцлером, отворили двери в опочивальню, и я увидела на огромной кровати спящую девочку… девушку…

Себя.

Нет, в самом деле, у нее были точно такие же темно-каштановые волосы, чуть вздернутый нос, подбородок с ямочкой, левая бровь выше правой, домиком… Глаза вот закрыты, никак не сравнишь, но я была уверена, что у спящей они такие же, как у меня — темно-серые, цвета снежной тучи.

Вернее, у меня — как у нее.

— Всё ещё не страшно? — негромко спросил канцлер, и я покачала головой. — В самом деле? Вы не узнаете ту, что перед вами?

— Нет, ваше превосходительство, — ответила я как можно тише, опасаясь потревожить сон незнакoмки.

— Конечно… Вы ведь видели ее только в газетах, на парадных снимках, исправленных и улучшенных. Но у вас цепкая память и хорошее воображение, в чем я уже имел удовольствие убедиться, так что присмотритесь как следует.

Я послушалась и уставилась на больную (или спящую?). Нет, все-таки мы не очень похожи. Если бы я могла оценить мимику, было бы проще, но увы — лицо девушки казалось совершенно неподвижным, а я не знаю, как выгляжу во сне.

Такие огромные круги под глазами у меня появляются, только если я долго и тяжело болею, а ещё тускнеют и перестают виться волосы, трескаются губы… Помню, какая-то домашняя девочка пришла в пансион с кашлем, сказав, что это всего лишь простуда, а через неделю слегли все пансионерки. Когда я встала после той болезни, то выглядела примерно так же, как эта девушка на королевской кровати, разве что была намного более худой.

На королевской… парадные снимки в газете…

Я невольно отшатнулась, запнулась за какой-то пуфик и неминуемо упала бы, наделав шума, если бы канцлер не удержал меня за плечи.

— Узнали? — негромко спросил он, и я кивнула. — Тогда идемте. Не нужно ее беспокоить.

И, противореча собственным словам, канцлер подошел к постели Ее величества, осторожно убрал с ее лба влажную от испарины прядь волос, дотронулся до руки и постоял так недолго.

— Идемте, сударыня, — сказал он наконец. — Вы увидели дoстаточно. Теперь, полагаю, желаете услышать, в какую историю угодили?

ΓЛАВΑ 3