– Ну разве что… Его превосходительство – человек, истово преданный делу своей жизни, как он его понимает. На пути к цели он не остановится ни перед чем. Вы, конечно, знаете его лишь как доброго дядюшку Одо, но мы-то, остальные, наблюдаем за происходящим… как бы лучше выразиться… снаружи, да и то, признаюсь, порой волосы дыбом встают от его распоряжений, не только у меня…
– Каких, например?
Данкир снова надолго умолк, потом качнул головой:
– Спросите у него о Каттесене, ваше величество. И прикажите говорить правду, а не пересказывать написанное в газетах. Я сам не возьмусь… Тем более времени у нас не так много: они, похоже, вот-вот закончат. – Он бросил взгляд на стену, где тени полковника и канцлера вели почти неслышный разговор. – Эх, все прослушали!
– Я потом узнаю, о чем они говорили.
– То вы, а я-то нет…
– Передала бы вам записку, но не смогу, – вздохнула я.
– Ничего, выясню как-нибудь. Пускай мне далеко до мэтра Оллена, но вычитать кое-что в голове у начальства я способен, – сверкнул голубыми глазами Данкир. – Только тс-с-с…
Он помолчал, глядя на изображение на стене, потом как-то странно тряхнул головой и снова повернулся ко мне.
– Не пугайтесь, ваше величество, – сказал Данкир, преклонив колени.
Я невольно подобрала ноги, а он поддернул обшлаг мундира, обнажив запястье, коснулся его ногтем – кровь тонкой струйкой потекла по светлой коже с проступающими жилками.
– Кровь моя да будет порукой, – негромко выговорил Данкир. – Сердце мое и помыслы чисты. Я присягал уже, но кровная клятва выше присяги, и я говорю: стану оберегать ту, что названа королевой Дагнары, даже ценой собственной жизни. Я не слишком умелый маг, но все силы свои отдам, чтобы королева Дагнары жила и правила достойно.
«Он ни разу не назвал меня по имени, – отметила я. – Значит ли это, что он все-таки догадывается?..»
– Встань и служи мне, – выговорила я положенные слова. Внутри что-то мелко дрожало.
Когда вернулись канцлер и полковник, мы с Данкиром чинно сидели на стульях поодаль друг от друга.
– Продолжайте работу, – сказал напоследок Одо, – выверните этого мерзавца наизнанку, но добудьте хоть какие-нибудь зацепки!
Он взял меня под руку, и мы вновь оказались в ледяном Химмелице.
– Что на этот раз, сударыня? Почему у вас такое лицо?
– Какое? – Я поежилась, и он немедленно набросил мне на плечи плед. Спасибо, не медвежью шкуру. – Лучше вы скажите, отчего не помните, какие раздавали указания? Ударились головой?
– Не дерзите мне, сударыня.
– Я и не собиралась: это Данкир предположил.
– О чем же вы беседовали с ним так долго? Я уже не знал, чем занять полковника, чтобы дать вам договорить…
Я опешила – так выходит, Одо все прекрасно понимал и нарочно тянул время? Но чего ради?
– Полагаете, я не в курсе, что Данкир и Эд – приятели? Думаете, за Эдом не следили? Не знали, что ночью он явился к Данкиру и провел у него пару часов? И никто не услышал, о чем они толковали?
– Так вы, значит, и в управлении слышали наш разговор? – только и спросила я. – Кто-то из сопровождающих нас магов помог?
– О нет, именно в управлении этот молодой… – канцлер сдержал крепкое словцо, – сплел такую сеть, что, полагаю, даже мэтр Оллен не враз ее распутает. Но дома – дома он ничем предосудительным не занимается. И никак не мог предположить, будто Эд несет вовсе не пьяный бред, поэтому не озаботился защитой. Еще раз, сударыня: о чем вы говорили с Данкиром?
– О проблемах с памятью, – дерзко ответила я, кутаясь в плед. Получалось плохо: он будто залубенел от холода и ничуть не грел. – Он рассказывал о всевозможных теориях по этому поводу, опытах и прочем. И наконец спросил, почему я не помню не только Эда, но и его самого и того, как передавала записки Лиоре…
– А вы, значит, действительно не?..
Я покачала головой.
– Тогда с этого места – поподробнее, – после короткой паузы произнес канцлер, встал и подошел к камину. – То, что вы не помните кое-чего обо мне, мы уже выяснили. Но – именно «кое-чего», а не вовсе… ничего.
Я не видела, что он делает, но наконец вспыхнул огонь, и мрачная гостиная вдруг сделалась вовсе не мрачной. Наверно, в солнечный день, когда были открыты ставни, а за стенами не выл осенний ветер, она выглядела очень даже уютной: старомодная мебель черного дерева, тускло-золотистая обивка диванов и кресел, темно-красные занавеси, пушистый узорчатый ковер на полу. С портрета на стене смотрела красивая молодая женщина – светлые волосы уложены небрежным узлом на затылке, так, что пряди выбиваются и падают на лицо; платье цвета молодой травы, игриво спущенное с плеча, подчеркивает загорелую золотистую кожу, в руках охапка луговых цветов, на плече маленькая птичка, кругом вьются бабочки… Ничего общего с парадными портретами!
– Это ваша бабушка? – спросила я, вовремя сообразив, что женщина совсем не похожа на уроженку Дагнары, даже южной.
– Нет. Это Богиня.
– Но… – начала я и осеклась.
В самом деле: ее ведь так и изображают – с цветами или колосьями в руках, а рядом непременно птицы и животные… Но она всегда строгая, суровая даже, не то что эта смеющаяся красавица!