Старое вино «Легенды Архары»

Он пожал мне руку, словно подушечками обложив мою костлявую пясть, и встал так, что перекрыл ход к дверце фургона, к пассажирскому месту. То есть бесцеремонно высадил меня и уехал.

С Машей тогда я так и не попрощался.

Коротать разлуку помогала мне «летака»[36]. Дул сильный южный ветер, и парить можно было с утра до вечера. Я уже пересел на моторный, на бывшем колхозном поле доверено мне было разгоняться и подниматься до трёх метров. Через недельку инструктор обещал разрешение на «коробочку». Отпуск не пропадал даром. Каждый вечер я просиживал в дельта-клубе за пивом и мартини.

Звонков от Маши не ждал – в их деревне мобильник не подключался.

Однажды сижу в кафешке на холме, любуюсь закатом, и вдруг – её голос в трубке:

– Гриня, срочно приезжай! У папы – удар! Надо перевезти в город.

– Что, сердце?

– У нас дачу местные подожгли. Папа тушил. Перенервничал. Теперь не встаёт.

– Лечу! Лечу! Ты-то как?

– Только волосы немного обгорели.

Я сел в свой старенький «пассат» и помчался на юг по шоссе М-8 со скоростью (пардон) легкомоторного самолёта.

Из всего поместья дяди Пети уцелела только баня.

Оконные рамы в бетонных панелях выгорели дочерна, рельсы-балки прогнулись от жары, и крыша рухнула. Листы железа, которые мы с дядей Петей так тщательно выпрямляли киянками после их «родного» пожара, опять свернулись в «бутоны».

Даже самовар, хотя и стоял на своём пьедестале в отдалении от огня, и тот расплавился: носик отпал, труба повалилась набок.

По подобию самовара, и дядя Петя тоже лежал в жезлонге в виде текучей массы, словно бы тело его тоже размякло от огня, лишилось формы. В нём было что-то от контуженного зверя. Он смотрел на меня с бессильной яростью в плачущих глазах, словно в ожидании контрольного выстрела, и если бы у него сейчас хватило сил, то он растерзал бы меня.

Говорить он мог, хотя и «с кашей во рту». Мы загрузили его в мой «пассат», и скоро с заднего сиденья донеслось:

– Баба за у-уём, Хрихорий, – машина без о-одителя… Бойся – сразу перестройся…

Тут я вспомнил, что дядя Петя ненавидел ещё и женщин на шофёрском месте.

Едва живой сидел, а, заметив на остановке у светофора фемину за «баранкой», не смог не съязвить…

Неделю наш «патер» отлёживался в больнице.

Маша взяла отгулы и не отходила от него. Потом попросила меня привезти его домой. На пороге квартиры он рывком избавился от моей поддержки и даже оттолкнул довольно болезненно, давая понять, что я свободен.

Некоторое время я ещё возил им продукты. Пакеты тоже принимались у порога – тайно, чтобы не расстраивать папу.

Когда я попытался удержать Машу и обнять, то остановился перед её диким взглядом.

Пережив на даче народную злобу, смертельную опасность бытия, страх потери отца, она, видимо, решилась отдаться ему полностью и вдруг стала невидимой для радаров моего сердца (опять прошу прощения за техницизм), словно бы ослепла в несчастье.

С работы теперь она то и дело звонила отцу: «Папочка, папочка…» И целыми днями не поднимала глаз от стола.

Наконец шеф устроил ей фрилансерскую должность, и она стала работать дома.

Некоторое время оставался ещё в кабинете её запах, но и тот скоро исчез…

По выбытию из строя ветерана «Виброустойчивости» рулить машиной с соответствующей надписью доверено было мне. Я ездил в «поле», делал замеры. По Инету передавал их Маше. Она вычисляла и пересылала данные для дальнейшей обработки без всяких приписок-намёков для меня.

С каждой её почтой я как бы чувствовал тычок в спину кулаком дяди Пети в последний к ним приход после пожара, и в ушах стоял громкий хлопок двери.

«Попалась голубка в клетку», – думал я о Маше невесело.

Уже осенью однажды подкатило под сердце, и я «кликнул» её в Сети. Страничка открылась. Но что это была за страничка!

С горечью увидел я в аватарке не фото бегущей Маши, а иконку Богородицы. Девизом теперь у Маши значилось поучение святого Сирина: «Примирись с самим собой, и помирятся с тобой и земля, и Небо».

В раздел «видео» на страничку Маша скачала фильм «Русская Голгофа. Подвиг и служение женщины». Было скопировано несколько обеденных меню для инфарктников, и уточнение: пищу принимать четыре раза в день, небольшими порциями… И далее – бесконечные подборки фотографий разнообразнейших цветов.

Цветы, цветы…

Школота

Три девочки-пятиклассницы, три едва распустившихся бутона на тонких стебельках: голубенькая Ириска, розоватая Флоксия и жёлтенькая Настурция (по цвету их маечек) стояли в тени скульптуры на набережной, выглядывали время от времени из-за постамента и говорили одновременно:

– На каблуках классно! Вот только мышцы сводит…

– Помните, кино такое было – «Фактор внешности»? И там в губной помаде оказался яд…

– Ой, у меня голова кружится, и тошнит!..

А в другом конце берёзовой аллеи, у спуска на пляж, кучковались в это время три мальчика: Физрук, Сталкер и Кот (судя по надписям и картинкам на их футболках).

Сталкер и Кот были белокурыми близнецами. А Физрук – широколицым крепышом с жёстким «ёжиком» на голове.