Старомодная история

Спать ей назначили в комнате парок, на освободившейся постели Маргит; Илона испытывала к ребенку, нежданно-негаданно подселенному к ним, столь же сильное отвращение, как и Мелинда: при взгляде на Ленке вместо обожаемого брата им вспоминалась ненавистная невестка; не мудрено, что они старались видеть ее как можно меньше и при любой возможности перекладывали надзор за ней на тетю Клари. Девочка почти каждый вечер оставалась после ужина одна, в одиночестве укладываясь спать на бывшей кровати Маргит почти рядом с дверью над кроватью висел вышитый шнур звонка, которым барышни вызывали прислугу из подвального этажа. Перед Марией Риккль стояла задача — выдать замуж еще двух дочерей, и потому ей приходилось вместе с Илоной и Гизеллой продолжать выезды в театр, на балы, маскарады в такие вечера Ленке укладывали рано. Лежа в постели девочка смотрела, как одеваются ее тетки, как прихорашивается Илона, как Мелинда прикалывает накладные волосы на затылок и тюлевые шарики на плоскую грудь И оставалась наедине с шорохами, с ветками, скребущими по оконному стеклу, с неожиданными потрескиваниями в стенах, с сухим стуком орехов, перекатывающихся на чердаке, иногда с огнем, который некоторое время бросал живые отсветы из-за печной дверцы, потом угасал — и тогда приходила настоящая темнота. Что она видела в часы одиночества, какие образы ей являлись — матушка никогда не говорила; догадаться, в каком направлении работала ее фантазия, какие леденящие кровь образы она рождала, помогли мне десять с небольшим сказок, обнаруженные в ее бумагах после смерти. Впрочем, догадываться о том, что она испытывала в те ночи, я могла бы, например, и из истории со звонком, которую она рассказывала иногда, с улыбкой описывая нам, как она, крохотная, трясущаяся девочка, в темноте, не выдержав ужасов, навеянных собственным воображением, вскакивает в постели и отчаянно тянет, дергает висящий над кроватью шнур с вышивкой из нежных розочек и двух сплетенных рук: кто-нибудь, придите, мне страшно. На зов являлась собственной персоной тетя Клари, которая попыталась было побоями отучить девчонку обрывать шнур; но, когда та, заранее ревя в ожидании неизбежных шлепков, все-таки продолжала свое, словно била в набат, возвещая о терзающих ее кошмарах миру в лице кухонной прислуги, тетя Клари прекратила наказания и разрешила проблему с помощью стремянки. Барышни, Илона и Гизелла, и так достанут шнур, если понадобится, а Ленке пускай привыкает к темноте. Тетя Клари подвязала шнур на такую высоту, что матушка не могла его достать, даже встав на кровати. «Так я и боялась себе дальше, — рассудительно говорила матушка. — Боялась я, в общем-то, всего, но особенно — Хромого».