Старомодная манера ухаживать

И даже если Косара мало что понимала, она знала, чего ужасно боится и из-за чего и дальше продолжает так жить, в невыносимых условиях. Ужасала ее мысль быть брошенной. Всю жизнь она была брошенной, что со временем привело к развитию у нее постоянного страха. Ее бросил отец, веселый чиновник Милутин Полуга, который на тайном крещении дал дочери древнее и почти забытое имя Косара, из-за чего лицо священника просияло, малочисленные присутствующие лишь удивленно переглянулись, а крестный молчал — с ним Милутин договорился заранее.

Да, этот ее веселый отец, склонный к многолетнему, целодневному, последовательному и священному обряду распития коньяка, однажды утром, когда его старшей дочери было девять лет, уходя на работу, тихо, чтобы не разбудить спящую семью, закрыл за собой дверь их тесной квартирки в еще более тесном новобелградском доме, выросшем на этом высушенном болоте — иногда по ночам Косара просыпалась от кваканья, — чтобы больше никогда не вернуться, исчезнуть в неизвестности. О нем стало известно лишь после смерти. И ее первый мужчина бросил ее, использовал и бросил, как затем и остальные, и когда появился Владимир, она подумала, что теперь этим бросаниям точно придет конец. И вот сейчас она сама думает об уходе, ведь уже одна мысль, что и он ее бросит, рождает в ней тревогу. Страх быть брошенным, вероятно, один из сильнейших, намного сильнее даже той боли, которую мы испытываем, когда нас действительно бросили. Боль ясна и конкретна, как ножевая рана, но страх, страх нет, страх это постоянное разливание сущего, трепет перед рассветом, момент, когда зубы зверя находят пульсирующую жилу, неважно, где это происходит — в Шотландии, в Новом Белграде или в Туркменистане, везде одно и то же, страх есть страх, везде и всегда, он вечен, и ни бегство, ни путешествие на край земли не могут его победить. И теперь она ждала его возвращения и в страхе быть оставленной принимала его игру, будто бы у них по-прежнему все в порядке, в порядке, заведенном им, будто бы они понимают друг друга. Иногда ложь, как и в случае Косары, — седативное средство от страха. Но как долго оно будет действовать?

Эти вечные проблемы прошлого! Конечно, как только воспоминания наваливаются, Косара старается отогнать страх, думая о чем-нибудь прекрасном, и почему-то у нее появляется ощущение ошибки. Все годы, проведенные с Владимиром, кажутся ей потраченными зря. Да, мысль иногда может многое, но ею ничего нельзя восполнить, мысль о близости это только мысль, а не близость.

В близости не нужны мысли.

А какая это была романтика, достойная старинных легенд о любви. Небывалая и неповторимая, единственная навеки. Она и он. Как он проник во все ее существо, как увлек ее… или она его увлекла, неважно, в такой любви всё — узнавание, встреча взглядов. Она ощущала себя так, словно ей вкололи анестезию, и даже не поняла, как Владимир незаметно стал каждой ее мыслью. Перед тем, как все началось, она лечилась от своих прошлых неудачных отношений мечтой о том, как однажды, откуда-то издалека, должен появиться тот, от которого задрожат ее колени и забьется сердце, если любовь еще в нем жива. Какое заблуждение! Владимир жил рядом с ней несколько лет, а она едва его замечала и долгое время видела в нем лишь того, кто по стечению обстоятельств каждый день оказывался в ее поле зрения. Когда-то они работали на одном этаже, и поначалу все эти истории об офисной любви между дипломированными экономистами казались ей глупыми и не привлекали, ее занимали дальние дали. А Владимир смотрел на Косару целыми днями, и всякий раз, где бы они ни были — в лифте, в вестибюле, при входе — ее ждал его взгляд. Он все смотрел, не говоря ни слова. Поначалу этот взгляд был не особенно приятный, даже холодящий, а со временем становился все более неизбежным, обязывающим, и когда однажды, встретившись с Владимиром в коридоре, она набралась смелости спросить у него, почему он так настойчиво смотрит, он ответил: «Люблю. И этого мне достаточно. Поэтому смотрю».

И как только он это произнес, она поняла, что сейчас все не закончится, просто не может закончиться. То мгновение удовлетворенности однажды должно перерасти в желание. И ее, и его желание. Так и вышло. Она стала желать его, он стал частью ее досуга, и она ловила себя на размышлениях о том, хочет ли она его видеть. Любовь открылась, очень просто — открылась, любовь существует как постоянная латентность, как неизреченность, и эта латентность никогда не меняется, она независима от желаний, независима от воплощения. Она всегда здесь, как постоянная, обещающая возможность, как что-то, что может произойти уже в следующее мгновение, или точно так же — не произойти никогда. А с ней, после прошлых травмирующих отношений, это все-таки произошло. Не стоит забывать и следующее: есть кое-что похуже, чем невоплощенность, кое-что ужаснее, это — иссякание, конец. И это тоже случилось с Косарой. В сущности, это сейчас с ней и происходит.