Старомодная война

Мастера доставляли пропитание для деревни уже несколько тысяч лет, и сейчас необходима была уверенность, что так будет продолжаться ещё тысячи лёг. Белую кровь можно вывести за одно или два поколения. Но дело было даже не в этом.

Корея жила под управлением монголов, потом китайцев, потом японцев. Очень редко она получала самостоятельность. Но не так было с Синанджу. Никто, кроме Мастеров, не отваживался устанавливать свои порядки в Синанджу. И даже когда во многих странах, в том числе и в Корее, победил коммунизм — ещё одна иностранная идея, — даже это не отразилось на жизни в Синанджу.

Пу Кайянг приветствовала всех, кого встречала па ж улицах, и приглашала в свой дом. Те, кто не мог поместиться в доме, стояли снаружи.

Ремо был одет в белый западный костюм, рубашку и галстук, украшенный белой вышивкой. Чиун — в традиционное белое кимоно с чёрным поясом.

Он принимал от родителей традиционные заверения, что они отдают свою дочь Ремо девственницей.

— Конечно же, она девственница, — взорвался Ремо. — Кто же лишит её невинности по собственной воле?

— Помни, что ты говоришь о женщине, которая скоро станет твоей женой и матерью твоих детей, — сказал Чиун.

— Не напоминай мне об этом, — огрызнулся Ремо.

В этот момент вошла Пу, и под ней заскрипел пол. Мать улыбнулась Ремо. Чиун улыбнулся всем троим.

В этот момент в доме появился священник. Его запястья тоже были обмотаны белой тканью.

Пу отличалась послушанием и хорошим характером, и это было почти всё, что она приносила в приданое. Ремо наконец сказал:

— Я готов.

Так как Ремо был родом с Запада, они все решили, что Ромо должен последовать западным обычаям и поцеловать невесту. Пу подняла своё похожее на полную луну лицо и закрыла глаза. Ремо прикоснулся губами к её щеке.

— Но это не западный поцелуй, — сказала она.

— Откуда ты знаешь? Ты же никогда не уезжала из Синанджу? — спросил Ремо.

— Я покажу тебе западный поцелуй, — сказала Пу, обняла Ремо за шею, приблизив к нему своё лицо.

Ощущение было такое, как будто к дёснам Ремо приклеился гигантский моллюск. Он с трудом освободился, и его уважение к свадебным традициям сменилось злостью.

— Где ты научилась этому? — спросил Ремо.

— Я много читала, — ответила Пу.

— В этом вопросе необходимо практиковаться. Я должен работать. Свадьба закончена?

— Но есть ещё одно дело, о котором ты забыл, Ремо. Ещё один свадебный обряд, на который я имею право, — сказала Пу.

— Ты имеешь в вид какое-то предсвадебное соглашение? — спросил Ремо.

— Я говорю о том, что ты прекрасно знаешь, — сказала она. — Это вещь, о которой обычно не упоминают.

— По-моему, говорить можно обо всём, — сказал Ремо. — Что касается сотни кусков шёлка, то они будут доставлены через пару дней.

— Она права, Ремо. У тебя есть обязательства перед ней, — подтвердил Чиун.

— Ты вмешиваешься в мой брак, — сказал Ремо.

— Как ты можешь думать, что я способен на это? — ответил Чиун. Он был озадачен. Он знал Ремо более двадцати лет. Поэтому то, что сказал Ремо, было глупостью. Кто же ещё, кроме него, мог вмешиваться в этот брак, если именно он приложил столько усилий, чтобы сын пошёл по правильному пути. И Ремо должен понять это.

— Если тебе не нравится моё вмешательство, ты должен полностью исполнить свои супружеские обязанности. Я выполнил свой долг перед синанджу. Теперь ты вернулся, Ромо, — сказал Чиун и повернулся к гостям, терпеливо говоря:

— Он знал только белых женщин, и обычно это были наихудшие представительницы женского рода. Они повлияли на его рассудок. Но я уверен, что сейчас, когда он встретил нашу драгоценную Пу, он вернётся на естественный и правильный путь.

— Может быть, он полагает сделать это в брачную ночь? — спросила Пу.

— Об этом не говорилось в контракте.

— Каждый брачный договор включает это, — сказала Пу.

Среди гостей послышался ропот. Но этот ропот был заглушён звуком шагов Пу. У неё была привычка топать ногами, когда она начинала сердиться.

— Я всегда стремился к этому браку, — сказал Чиун, — и не могу теперь пожаловаться на судьбу.

— Мастер никогда не жалуется, — подхватил пекарь, отец Пу. Кроме того, всем было известно, что Чиун никогда не жаловался.

— Кто-то может сказать, что у меня есть причины для жалоб, но я утверждаю, что это не так. Да и, кроме того, что хорошего может быть в жалобах? — спросил он у присутствующих.

Все согласились с этим, кроме Ремо.

— Ты очень любишь жаловаться, Маленький Отец. Твой день без жалоб превратится в ад, — сказал Ремо.

Все присутствующие, и в первую очередь Пу, решили, что Ремо неблагодарный сын.

— Вы можете верить мне или не верить, — продолжал Ремо, — но он очень любит жаловаться и прекрасно знает это. А в день, когда я стану единственным Мастером синанджу, вы придёте ко мне и скажете, что я был прав.

Чиун открыл рот от изумления и схватился за сердце. Какая неблагодарность! Какое злорадство! Но что действительно поразило Чиуна, как ничто и никогда не поражало, так это то, что Ремо объявил, что приехал в Синанджу работать.