А за Святском, вот туды вот, у нас цегельня така была, салотопка… И вот там ета цигельня и такие вот с гор обрывы, обрывы, обрывы… И на конях, тада ж машин-то никаких же не було, и вот на конях этих евреев же вязуть. Семьями, и деточек держуть, и везуть их на тую цигельню. И там от-ко их уже расстреливають! С автомата. Поставять их у ряд, и стреляють, и стреляють. А мы же, вот так уже край Святска, и все ж слышим, как они их стреляють там. Усё! А тада уже какие недобитые, еще живые, ворочаются, так уже ходять и с автоматом и строчать, и строчать! По етих жидах, по евреям по етих. Ходять. Вот попостреляеть их уже все, они в крови. А у каких жидов волосы видно, ветер их, этот волос гоняеть… И вот попостреляли уже, кончили, всё. И мы собралися, сколько девчат. Я говорю: «Пойдемте поглядим». И хлопцы, ну, такие, подростки. «Пойдемте, сбегаем». Пошли! Дак оне там от-ко, знаешь! Одна жидовка держить детеночка, а он весь у крови той дитеночек, она держит… И хто покрытый материем, хто чем. Знаешь же, ишли с дома, так что уж ухватили там. И той детеночек в одеялочке увернутый, ляжить… Господи! Мы как глянули! Тикать оттыда! Такая жуть была!
О. К. Усова также рассказала историю о девочке, чей отец Морхул (Мордехай) был евреем, а мать Грушка (Аграфена или Агриппина) – старообрядкой. Родители девочки умерли, и она жила у своей тети-старообрядки. В какой-то момент к ним в гости пришли бабушка и дедушка со стороны отца. Узнав, что в девочке течет еврейская кровь, нацисты убили ее прямо на глазах ее родственников. Рассказчица об этом не упоминает, но довольно очевидно, что и еврейские бабушка и дедушка девочки впоследствии были уничтожены.
О. Каменецкий, потомственный старообрядец родом из Святска, также рассказал нам о расстрелах в селе:
Святск – это тоже и место Холокоста, на Цигельне, известное место, где было расстреляно 149 человек… Исключительно евреи, и дети, и та же семья Драгунских была расстреляна, их сначала прятали.
Он же рассказал нам сообщил нам о печальной истории одной из святских семей. По его словам, в селе жила старообрядческая семья, в которой дети взяли себе в супруги евреев. Уже после расстрела основной массы святских евреев немецкий офицер принес им спеленатого новорожденного ребенка и сказал, что это – их племянница из смешанной семьи и ее родители уже расстреляны. Тем не менее старообрядцы побоялись взять эту девочку из страха перед дальнейшими репрессиями, и та, по всей видимости, погибла. Пожилая информантка, которая рассказала эту историю, добавила, что после войны к ней приезжали из‐за границы родственники той девочки и говорили, что если бы она тогда спасла ее, то «жила бы как в золоте».
Н. Козлова и О. Каменецкий записали свидетельство Марии Григорьевны Усовой (урожд. Сватковская, 1930 г. р.) о ее довоенной учительнице Циле Ароновне Злотниковой. Про свою первую учительницу Усова рассказала, что та была очень хорошей, а
когда фашисты оккупировали село [Святск], то Циля Ароновна разнесла своим ученикам их метрики, хранившиеся в школе, со словами: Вам они еще пригодятся. Во время оккупации Циля Ароновна, ее муж и дочь погибли…
М. А. Ягодина описала кагаты – этим словом в Пилипах-Хребтиевских называли ямы для хранения картошки, – в которых встретили смерть жители ее села: