Лева постучал к нам в дом и попросил его укрыть. Была ночь, сильный мороз. Мать и отец приютили парня. Они сразу поняли, какой он национальности, хотя пришелец поначалу не признавался, говорил, что просто беженец. Родители слышали о расправах над евреями по всей округе и знали, что тем, кто их прячет, грозит смерть. Прятали Леву поначалу в бане. Но там было холодно, а топить среди недели – значит привлечь внимание. Отец пожалел парня и переселил в дом. Сделал это незаметно для немцев. Посадил Леву в мешок с дровами и так занес в хату.
Какое-то время Лева сидел в чуланчике, за печкой, в одном доме с немецким офицером. Всякий раз, слыша его речь, Лева трясся от страха. Чтобы обезопасить и себя и Леву, Назар и Анна переправили его в другую баню, находившуюся далеко на хуторе, откуда переехала семья. За недели скитаний Лева сильно обморозил ноги. Их лечили гусиным жиром. Лечила гостя дочь хозяев Оксана, которая до войны училась в мединституте. Еду по очереди носили маленький Георгий и его старший брат Федя. Чаще всего ходил Георгий: дети привлекали меньше внимания немцев и полицаев. Через месяц Лева немного окреп. Кузьмины справили ему одежду и обувь. На семейном совете они решили, что Федя отведет юношу к партизанам. После того как стало известно, что Лева благополучно достиг расположения партизан, Анна Кузьмина стала молиться уже за двоих – не только за родного сына Николая, бывшего на фронте с первых дней войны, но и за сироту Леву, к которому успела привязаться.
В партизанском отряде Лева пробыл полгода. Потом его отправили самолетом в тыл, в Грозный – учиться на шахтера. Оттуда он сбежал на фронт, однако вскоре был задержан и передан в СМЕРШ. В историю его спасения никто не верил, но помощь пришла от старшего брата, Петра, воевавшего на Ленинградском фронте: в СМЕРШ переслали его запрос, и Лева вышел на свободу. После войны Кузьмины искали Воробейчика, а он – спасшую его семью, однако нашли они друг друга волею случая лишь в 1959 году. По словам Георгия Кузьмина, Лева называл его родителей мамой и папой; Анна Миновна любила его и считала своим сыном.
Проживший долгую жизнь старообрядец Арсений Ларионович Корнилов работал лесником в поселке Ругели (сейчас – район Даугавпилса). Немецкие войска вошли в город 26 июня 1941 года, а уже 29 июня начались расстрелы евреев. Через две недели в городе было создано гетто, куда начали сгонять евреев из окрестных местечек, а также беженцев из Литвы. 9 ноября 1941 года был произведен последний крупный расстрел, после которого в даугавпилском гетто осталось всего 950 человек. Нескольким еврейским семьям удалось бежать оттуда и скрыться в лесу. Корнилов, по роду деятельности прекрасно знавший местные леса, нашел прятавшихся там евреев и поселил их у себя дома. Через какое-то время он оборудовал для них специальное подземное убежище под домом, в которое можно было попасть лишь через длинный лаз. Вход в него располагался в зернохранилище и был хорошо замаскирован.
В большом патриархальном доме Арсения Ларионовича во время войны жили и семьи его сестер, в том числе двенадцать детей. В это же время внизу, в подполе, скрывались еще три еврейские семьи – всего одиннадцать человек. В базе данных имен музея «Яд Вашем» нам удалось найти только шесть имен из одиннадцати: Сарра Кром-Рабен (1933 г. р.), Авраам Магид (1893), Макс Абрам Мордух Кром (1897), Элла Кром-Гордон (1905), Сюзанна Кром-Долгицер (1935) и Исаак Мордухович Иголь (1911). По свидетельству спасенных, Арсений Корнилов был крайне скромным человеком и никогда не гордился тем, что спас стольких человек от гибели. По этой причине звание Праведника народов мира было присвоено ему уже много лет спустя, после смерти. 2 марта 2017 года в Юрмале посол Израиля в Латвии Лирон Бар-Саде вручила медаль Праведника народов мира родственникам Арсения Ларионовича.