КОМОЛЫЙ ВОЛ
Пока дядюшка Митуш и Аго ели на террасе дома, недалеко от них, шагах в пяти-шести, остановился Комур — крупный, костистый вол, наполовину черный, наполовину серый. Его короткие, обращенные назад рога были маловаты по размерам туловища, поэтому вол казался комолым. Не шевелясь, словно истукан, он спокойно жевал жвачку, пристально глядя на людей.
— Посмотри, посмотри-ка на Комура, — сказал дядюшка Митуш. — Жует себе да жует. Хоть и комолый, а небось красавцем себя считает. Хорошо, что у него рогов нет. Хорошо, что бодливой корове бог рогов не дает, а то б он чего только со своим драчливым норовом не натворил. — Дядюшка Митуш улыбнулся и добавил: — Вокруг Преслава — я там жил — держат буйволов, крупных, больших буйволов, и вина там много, недаром все виноградари. Так вот, возьмут иногда да и напоят буйволов вином, дадут по ведру, а потом гонят на площадь — посмотреть, чья возьмет в драке.
Аго засмеялся. Смеялся он, как всегда, громким, гортанным смехом, и Комур перестал жевать жвачку, прислушался, а потом фыркнул ноздрями раз и другой.
— Трубку курит, — сказал Аго.
Комур снова принялся за жвачку, не отрывая взгляда от Аго и дядюшки Митуша. У Комура были свои, особые повадки, и дядюшка Митуш любил подшутить над ним. Другие волы, вернувшись с пастбища или с водопоя у колодца, стояли, как и сейчас, повернувшись мордой кто куда, спокойные, будто приросшие к земле, Комур же начинал рыть копытом землю и бросать ее себе на спину, начинал реветь, а потом, надменный, воинственный, кидался, напружив шею, на какого-нибудь вола. Но как только они сходились, как только стукались рогами, он отбегал в сторону и уже больше не двигался с места.
Когда перевозили сено, он шел вплотную за впереди идущей телегой, чтобы по дороге отхватывать клочки сена. Когда проходили мимо засеянного поля, он украдкой быстро хватал все, что только можно было достать, оглядываясь назад — не идет ли Аго. Крича и ругаясь, Аго бросал издалека свою палку с набалдашником, Комур поднимал голову, жмурился, съеживался и так стоял, ожидая, когда палка или ударит его, или же пролетит над головой.
После еды дядюшка Митуш и Аго стали запрягать волов и тут только заметили, что Комура нет, — он куда-то исчез. Пока глядели, куда бы он мог подеваться, со стороны хозяйского дома появился Комур. Он бежал, трясясь всем телом, а за ним с криком гналась Галунка и бросала в него камнями.
— Вы чего за волами не смотрите? — возмущалась она. — Всю лапшу мою съел. Разложила на дворе лапшу, а он дорвался! Ну и шкодливый вол, так и норовит что-нибудь стащить, как собака какая. Как-то раз развела краску пряжу красить, так он и туда морду сунул.
Дядюшка Митуш рассмеялся, но Аго, чтобы угодить Галунке, замахнулся на Комура. Из двенадцати волов половина уже была запряжена в плуг. Комур, растерявшись, стал не там, где было положено. «Ерине! Ерине!» («На место!») — крикнул Аго и приподнял ярмо. Вол умело и проворно просунул в ярмо шею. Только теперь, когда волу некуда было деваться, Аго ударил его раза два притыкой.
Вереница из шести пар волов, за которыми позвякивал плуг, направилась через зеленую поляну к пашне. Сбоку шел Аго, сзади — дядюшка Митуш. То здесь, то там перед ними шмыгали суслики, застывали на минуту на месте, как вбитые в землю столбики, а затем в мгновение ока исчезали в норках.
Добрались до пашни, и дядюшка Митуш взялся за плуг. До обеда пахали легко и споро. Но когда солнце стало припекать, когда появились мухи, изводившие скотину, работа пошла тяжело. Дошли до верхнего конца пашни, где земля была бедная, сухая, заросшая пыреем. В одном месте корни пырея были такие толстые и так цепко сплелись, что плуг начал скрипеть и наконец застрял. Аго закричал, стал размахивать кнутом, волы топтались на месте, то чуть отступая, то подаваясь вперед, но плуг не двигался с места.
— Только этого нам не хватало! — закручинился дядюшка Митуш. — Что же теперь делать?
Дядюшка Митуш мог немного приподнять плуг, и тогда волам было бы легче, но он хотел, чтоб борозда была ровной. Поглядев на внушительную вереницу волов и что-то прикинув про себя, он сказал:
— Давай-ка, Аго, поставим ближе к плугу Комура. Он сильный, авось потянет.
У плуга были Балан и Чивга — самые крупные волы, оба белые, с большими оленьими рогами. Но они были старые. Поставили их на место Комура и его напарника, а тех — к плугу.
— Ну-ка, теперь давай! — сказал дядюшка Митуш.
Аго взмахнул кнутом и закричал:
— Эй, а ну, пошли! А ну, давай! Эй!
Волы поднатужились, напряглись, насколько хватало сил, ярма заскрипели, натянулись поводья, соединявшие пары волов, того и гляди порвутся, но плуг не двигался. Аго опять закричал, один вол упал на передние ноги. И тут Комур подался вперед, его спина изогнулась, выступили ребра. Корни пырея вокруг плуга затрещали, стали рваться, и плуг пошел.
— Эй, а ну, пошли, эй! — кричал Аго.
Еще несколько шагов — и опасное место осталось позади. Через несколько шагов волов остановили, чтоб они передохнули. Дядюшка Митуш подошел к Комуру, погладил его по выпуклому лбу между рогов и сказал: