Старость аксолотля

И именно страх вырывает Пуньо из подсна. Он просыпается в незнакомой ему комнате, не приспособленной к его потребностям, о чем он узнает по равномерно темному холоду окружающей среды; поэтому просыпается вопреки планам своих надзирателей: он не должен был проснуться. Что-то происходит. Ангельский слух не подводит: крики в коридорах, шум громкоговорителей, сигнализация. Это не Школа. Это точно уже та самая Транзитная станция, о которой ему рассказывала Девка. Он встает с кровати, подходит к закрытой двери. Двигается так осторожно, так мягко ступая неступнями, в таком музыкальном балансе отвратительного тела, как будто специально для него здешняя гравитация сократилась до доли естественной. Чувство равновесия Пуньо находится не во внутреннем ухе: для него было разработано, а затем имплантировано более «гибкое» внутреннее ухо, готовое немедленно адаптироваться к новым условиям, какими бы они ни оказались. Стоя у двери, Пуньо слушает. И слышит: – …немедленно явиться в Транзитный зал номер один. Повторяю… – Что у них случилось? Они сошли с ума? – Но, дорогая, они по определению сумасшедшие. – Они пришли в сознание? Кто разрешил? Кто разрешил? Какой бардак… – С дороги, с дороги! – И что это вообще значит? Я думал, откормыши не умеют говорить, а тем более писать! Ведь ни у кого из них не было матери. Тогда откуда это?.. – Отвали. Что, может, это моя вина? – Наверное, они связались с каким-то телепатом. Помнишь, что натворил Двенадцатый? – Все из-за этого нового анестезиолога. Они должны постоянно находиться в трансе, у них не должно быть шансов соединиться с думцами и добраться до воспоминаний в наших головах. – Внимание!.. – Пуньо стоит и слушает. Что там происходит? Он ощущает быстрые перемещения многих людей за перегородкой металлической двери. Он почти слышит их страх. Он также слышит приближающуюся Девку. Когда дверь открывается, он неподвижно сидит на своей кровати. Входит Девка вместе с мужчиной с восточными чертами лица; они оба в форме. Пуньо этого не видит – о различиях в фактуре их одежды догадывается по издаваемому тканью специфическому шороху (сам он голый под своей некожей), а об азиатском происхождении предков человека догадывается по форме его черепа. – Он проснулся. – Мужчина пожимает плечами: – Они все проснулись. – Девка обращается непосредственно к Пуньо: – Небольшая заминка. Ничего серьезного. – Из коридора тем временем, вопреки словам Девки, доносятся треск, грохот и женский крик. Пуньо подает рукой знак презрительной насмешки. Девка под закрытыми губами выгибает язык к нёбу, объявляя Пуньо о своем неодобрении. Пуньо слышит в ее голове непрерывный, высокий звук полной концентрации, похожая на картошку мышца ее сердца сокращается и расширяется быстрее, чем обычно. – Раз так… Пошли, Пуньо. – Мужчина хватает ее за плечо, так как, похоже, не уверен в правильности этого решения. – Что?.. – Мы перебросим его в Двойке. Окей? Пошли, Пуньо. – Они выходят в коридор. Пуньо оглядывается, но больше скелетов не видит. Хаос побежден. Они идут. Не видит он также метровых разрезов в сверхтвердой материи стен, складывающихся в гигантские буквы, а те – в слово, которое сопровождает их, повторяясь, по пути через подземный лабиринт Транзитной станции. Стены кричат: МАМА МАМА МАМА МАМА МАМА. Они продолжают идти, когда эти невозможные порезы начинают набухать и источать густую и красную жидкость. Пуньо слышит страх и растерянность женщины и мужчины, сопровождающих его в этом последнем прохождении, но не понимает их. Они идут, идут и идут, и хотя лунная непоходка, такая плавная, такая танцевальная, должна, казалось бы, замедлять его шаг, в действительности именно он опережает своих стражей и проводников. Различные предметы дрейфуют вокруг них по воздуху вопреки законам гравитации; хлопают проходящие мимо двери, самопроизвольно открываясь и закрываясь; за поворотом стулья и столы заползают на потолок; вырванная у кого-то из рук ручка выводит бессмысленные каракули на белом полу; сторожевая кабинка, как обезумевшая, вертится на стреле; стучат по коридору чьи-то шаги; листы бумаги с доски объявлений сталкиваются друг с другом над головами идущих, как разъяренные хищные птицы; сама доска дрожит в вибрациях возрастающей частоты. Они идут. Пуньо уже знает, он вспомнил. Это гнев богов.

Боги

Сказал учитель:

– Световой год – это девять с половиной миллиардов километров. Расстояние до ближайшей инопланетной звезды умножьте на четыре и три. Альфа Центавра не имеет планет. А Эпсилон Эридана в два с половиной раза дальше. Так что сам видишь, Пуньо.