Читаем Старость: Энциклопедия позднего времени полностью

Может быть, именно это, эта неизвестность и пугает стареющего человека в конце жизни? Цицерон успокаивает: «Все мудрейшие люди умирают в полном спокойствии, а все неразумные — в сильнейшем беспокойстве…». Ах так? Тогда я предпочитаю быть «мудрейшим», или просто «мудрым», или, по крайней мере, думающим и спокойным. Вот и А. Моруа сообщает мне из прошлого: «Страх смерти не очень велик в старости; все привязанности и интересы остались в прошлом и касаются тех людей, которые уже умерли» [Моруа 1939].

Но я ведь не о страхе, хотя от него тоже никуда не денешься. Академик В. И. Вернадский писал: «Мне страшны мучения, которым я могу подвергнуться, но только потому, что я их могу чувствовать и могу понимать: разрушение — смерть — страшной быть не может для меня, так как тогда ни чувствовать, ни понимать я не буду в состоянии» [Вернадский 2007]. А если я перестану чувствовать и понимать, то к этому не мешало бы подготовиться заранее. Я о том, что надо сделать в конце жизни, и нахожу для себя три таких «надо». Вы скажете: я только что рассуждал вслед за другими авторами о недействии, об отказе от действия как о выражении мудрости старого человека. Но это о том, что касается внешнего мира, о действиях, направленных за пределы своего мира, а вот внутренний мир престарелого человека, его мысли, сознание продолжают действовать и даже должны действовать до самого конца.

Первое «надо» в конце жизни — это необходимость привести в порядок все свои дела, если вы не позаботились об этом раньше. У одних дела большие (бизнес, наследство, завещание), у других камерные (порядок в вещах, личные документы, переписка, какая-то информация, творчество). Может быть, нам с вами уже всё безразлично на этом этапе жизни, но, уверяю вас, вашим близким безразлично это не будет: им важно знать, где, что и как можно найти, как с этим поступить.

Второе «надо» — позаботиться о «теле». В этом смысле очень интересна и показательна традиция русской деревенской жизни прошлого, во всяком случае на севере (на Урале эта традиция сохранилась вплоть до ХХ века.). В старину крестьянин заблаговременно запасался гробом как «последним пристанищем», делал его по мерке сам или заказывал. А до поры гроб хранился на полатях (‘нары, деревянный настил высоко над полом’), в сарае или на чердаке, причём, его могли временно использовать как ящик для зерна или сена. А в некоторых местах готовился еще и «смертный узел»: саван, белье, одежда, обувь для покойного, и этим чаще занимались женщины. Конечно, все такие приготовления имели мистические, религиозные причины, но помимо этого был у них еще и практический смысл — не обременять родственников: неизвестно, в какой день наступит конец и будут ли свободные руки или средства для таких забот. Только не ищите в моем рассказе совет тоже заготовить гроб и хранить его, допустим, на балконе. Это ведь только метафора: лучше заранее подготовиться, хотя бы в некоторых отношениях. У моих старших родственников пожилого возраста была предусмотрительно приготовлена специальная одежда и деньги на «печальное событие», как они говорили, и это, действительно, последняя забота не столько о себе, сколько об остающихся близких, а кроме того, проявление определенной независимости, самостоятельности в поздний период нашей жизни.

Но есть еще и третье «надо», уже не столько внешнее, сколько внутреннее: сосредоточиться на себе, на своих мыслях, чувствах, ощущениях. И я думаю, каждый должен, обязан продолжать наблюдать, изучать самого себя: ведь мы никогда раньше не проходили этот путь, а где еще и когда мы можем почерпнуть знание: «как это бывает»? Вот и Александр Генис в очередной раз мне помогает: «В старости… к внешней смене декораций прибавилась — слишком ощутимо — внутренняя эволюция. Следить за ней так же интересно, как читать газеты» [Генис 2021]. И действительно, что происходит в моем сознании, если отбросить такие банальности, как беспокойство, страх, депрессия, жалобы? Как и что меняется? Правда ли, что в смертный час «вся жизнь пролетает перед глазами» или это придумали живущие? А может быть, стоит записывать — другим пригодится, или хотя бы диктовать, рассказывать, как это делал великий учёный-естествоиспытатель Иван Петрович Павлов в последние минуты жизни: к нему рвались посетители, но их не пускали: «Академик Павлов занят, он умирает» [https://galimsky.livejournal.com/267007.html].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука