Старость: Энциклопедия позднего времени

И как называть таких людей? Пожилые? Старики и старухи? Замечу, кстати, что два эти слова, называющие немолодых лиц по полу, в русском языке совсем не симметричны, то есть они содержат не только гендерное различие «мужчина» и «женщина», но и нечто бо́льшее. Слово «старик» трудно представить в качестве обидного, более того, оно обладает даже некоторой положительной окрашенностью, или позитивной коннотацией, как говорят языковеды, «старик» довольно часто положительный персонаж художественной литературы, а иногда и название, или часть названия, художественных произведений: «Старик и море» Э. Хемингуэя, повесть Ю. Трифонова «Старик», пьеса М. Горького «Старик».

Писатель Станислав Рассадин рассказывал, что он и его молодые в то время товарищи за глаза почтительно называли Константина Паустовского «старик», а всё старшее поколение писателей и поэтов, с которыми они общались или могли общаться, — «старики» [Рассадин 2004].

Любопытно, что слово «старик» встречается в неформальной речи молодых людей в качестве шутливо-фамильярного обращения:

Вместо ответственных казенных документов — фамильярный звонок по телефону: — Здорово, старик! Должен тебя огорчить — не пойдет! [С. Довлатов. Ремесло. Повесть в двух частях. (1976)]; Слово «старики» я употребляю исключительно в том значении, которое оно получило в последнее время, когда вчерашние школьники, встречаясь друг с другом, говорят: привет, старик! [Юрий Авдеенко. Ахмедова щель (1982)].

И гораздо реже, притом уже с вульгарной окраской, звучит в такой же функции обращение «старуха»:

«Привет, старуха», — сказал он по правилам московского жаргона, который еще так недавно восхищал пионерку гуманитарной помощи, а сейчас вызвал лишь легкую тошноту. [Василий Аксенов. Негатив положительного героя (1996)].

Не знаю, результат ли это исторического андроцентризма (‘мужчина в центре’) в русской культуре или особенности суффикса — ух-(а) (ср.: молодуха, крикуха, развалюха, толстуха…), но факт налицо. Если именование пожилого мужчины словом «старик» вполне обычное и по меньшей мере нейтральное, то «старуха» не понравится ни одной пожилой женщине.

Случаются, правда, и некоторые как будто бы исключения, в основном художественные. Так, замечательный российский журналист Феликс Медведев написал книгу «Мои Великие Старухи» (СПб., 2011) о знаменитых женщинах, судьбы которых совпали с драматическими разломами XX века (Нина Берберова, Клавдия Шульженко, Франсуаза Саган, Анастасия Цветаева, Анна Ахматова и многие другие). Негативная оценочность слова «старухи» как будто бы нейтрализуется, смягчается и даже возвышается убедительным определением «великие», да еще и местоимением «мои», то есть дорогие автору. И все же эта контрастность не кажется удачной, в целевом употреблении слова «старухи» остается некоторая фамильярность, возможная, вероятно, в актерской среде среди близких, хорошо знакомых людей и даже допустимая пожилой женщиной как самоирония по отношению к самой себе, но не в данном случае. И я не уверен, что это может нравиться всем героиням авторского описания.

Не менее фамильярным кажется мне название и другой подобной книги: «Три великие старухи: Фаина Раневская, Рина Зеленая, Татьяна Пельтцер». Сост. И. Смолин (М., 2018). Если «Великие старики» звучало бы как возвышающее, пафосное именование, то «Великие старухи», скорее, как панибратское и потому сниженное, несмотря патетическое определение.

Напоминаю читателю: я рассуждаю здесь о социальном измерении старости, о том, как ее воспринимают и обозначают в обществе. В русской речевой культуре именование старого человека — давняя проблема: коммуникативная и этическая, особенно в сфере официального общения, среди, например, социальных работников, когда они встречаются с пожилыми людьми, оформляют им пенсии, назначают разного рода пособия, организуют уход, обслуживание и т. п.

Русский язык, живая русская речь дают большой простор для выбора названий граждан, переживающих «заключительный период онтогенеза». Конечно, я имею в виду нейтральные общеупотребительные названия, но не сниженные и жаргонные, которых в русской речи тоже немало и которые несут в себе чаще всего негативный эмоциональный и стилистический потенциал. Вот ряд таких слов, некоторые из которых могут шокировать пожилого человека, хотя, на мой взгляд, эти слова должны вызывать у мудрого старца снисходительную иронию по отношению к плохому вкусу и вульгарной резвости говорящего, надо полагать, молодого: