На этот раз Энн Краддл постаралась. Сделала все, чтобы продемонстрировать смятение. Поднялась с кресла, прошлась по кабинету, остановилась в задумчивости у окна.
– Мне шестьдесят девять лет, Пэт, – сказала она. – Возможно, ты считаешь себя старухой в сравнении с окружающими тебя здесь детьми, но это лишь еще одно твое заблуждение. Не такое серьезное, как непонимание того, что ты недорабатываешь, но и не менее глубокое. Так вот. Я не вечна, хотя многие, кажется, уверены в обратном. Да я и сама чувствую что сдаю, и прогрессирующая близорукость – цветочки по сравнению с другими проблемами. Я лишь сейчас поняла: старость – это не год в паспорте и даже не морщины на шее. Старость – это удивление от утраты возможностей. Ты все еще многого хочешь, и никак не возьмешь в толк, почему на это не находиться сил. Пожалуй, старость – это возраст самых больших разочарований от самой себя.
– Никогда бы не подумала, что вам шестьдесят девять, – соврала Пэт в образовавшуюся паузу.
– На самом деле, этап уже пройден. Мой уход – дело ближайшего будущего, вот что я хотела сказать. Нет, следующий год я еще отработаю, это точно. И еще один, это почти наверняка. Но за эти два, может быть три года я обязана подготовить смену. Кого-то, кто займет мое место. Ты, Пэт, и представить себе не можешь, как я обрадовалась, когда позвонил Пол и рассказал от тебе. Тебя послал мне сам Господь, вот что я подумала. Зрелая девушка, почти женщина, но все еще молодая и достаточно сведущая в том, чему я собиралась ее научить. Да, Пэт, в тебе я видела ту, которая придет после меня. Меня так и подмывало раскрыться тебе, когда я не видела блеска в твоих глазах.
Помолчав, она вернулась в кресло напротив Пэт.
– Он обязательно появиться, мэн.
– Что появится?
– Блеск, мэн. Я и предположить не могла…
– Все дело в том, что сейчас нам нужно расстаться, Пэт. Мне, разумеется, никто не запретит взять тебя на турнир. Тем более, что по общему количеству мы укладываемся, да и запасные не помешают. Проблема в том, что даже среди запасных у меня никогда не бывает тех, у кого не тикает механизм вот здесь, – она ткнула пальцем в грудь. – Увы, твой механизм не работает, Пэт.
– Я исправлюсь, – Пэт переполняли воодушевление и тревога. – Вот увидите, мэн.
Энн коротко шмыгнула носом, теребя себя за ремешок часов.
– Я знаю, я сумею, – бормотала Пэт. – Мне надо только собраться.
Прочистив горло, Энн сняла часы, обнажив на запястье загорелой руки бледный след от ремешка.
– У меня еще есть десять дней…
– Десять дней до старта турнира, – перебила Энн и быстрым движением вернула часы на привычное место на руке, и следа как не бывало. – У тебя в запасе максимум неделя. По ее итогам я и приму окончательное решение о твоем участии. О чем-то большем говорить сейчас нет смысла. Зажги в себе турнирный дух, а там посмотрим.
Пэт хотелось упасть на колени, обнимать Энн за ноги, не скупиться в словах переполнявшей ее благодарности. Она вскочила и попятилась в сторону двери, и когда попала под полосу света из окна, фотографии на стене снова подернулись пеленой.
– Два слова, Пэт, – остановила ее Энн. – Мне бы не хотелось, чтобы наш разговор прошел впустую. Чтобы выйдя из этого кабинета, ты преисполнилась эйфории, которая приведет тебя к краху. Было бы очень неплохо, чтобы домой ты уехала с чувством стыда перед коллегами, ненавистью ко мне и злостью на себя. Только так у нас есть шанс изменить все за семь дней.
Пэт охотно кивнула, но Энн словно и не заметила этого.
– Мне бы не хотелось думать, что ты рассчитываешь меня провести. Что думаешь, что прямо перед турниром мне будет не до тебя и это послужит тебе пропуском на Уимблдон. Или что ты уповаешь на несовершенство памяти женщины, которой вот-вот пойдет восьмой десяток. У меня сдает зрение, Пэт, но с головой пока полный порядок. Даже с прогрессирующей близорукостью я способна разглядеть потенциальную опасность для теннисистов.
– Опасность, мэн?
– Вы и не задумываетесь об этом, да и ни к чему вам. Ты же помнишь, как пришла сюда с кипой бумаг. Медицинские справки, страховка, документ с места работы. Это то, что ты знаешь. Но, кроме того, по специальному запросу нам предоставляют данные из баз данных полицейского управления. Турниру не нужны неприятные сюрпризы, Пэт, поэтому проверяют даже детей. Вы ведь находитесь в непосредственном и постоянном контакте с игроками. Во время матча вы им даже ближе, чем родственники на трибунах. Понятно, что никто не даст пронести на корт нож за пазухой – для этого и нужны все эти справки. Но, по правде говоря, пущенное в лицо теннисисту полотенце вызовет не меньший резонанс, по крайней мере в первые секунды. Кто определит, способен ли подавальщик на такое безрассудство? Конечно же, это моя сфера ответственности, и, не скрою, были случаи, когда мне приходилось отсеивать не самых неподготовленных, но самых нервозных ребят. Я не имею права рисковать и прежде всего – безопасностью теннисистов.
– Я понимаю, мэн.