Прелюбопытно: чаще всего к старости маразмируют злые и глупые. Добрые сохраняют ясный ум до последнего часа. Степень сугубо старческого маразма поразительно соотносится со степенью доброты или зла в душе. Здесь я понимаю добро и зло шире бытового взгляда, ибо человек, живущий лишь для себя, даже не обижая никого, все равно носитель зла. Равнодушие – исток всех зол.
Доподлинно умный человек, со всесторонне развитым умом, непременно добр, признавая доброту фундаментальной человеческой истиной. Не стереть никакой старостью. Ум и доброта – качества объемные, а вовсе не возрастной признак!
Что плохо с очевидностью последней молодости? Все меньше интереса к жизни вокруг.
Но полно же! Не вообще к жизни (это из области идиотизма!), а к окрестной, где завязаешь в бытовой трясине бездарно и никчемно. Проку ни себе, ни людям! К ее слишком безнадежной для улучшения части: к власти и выборам, к возможности образумить мерзавцев и лакеев, прихвостней и продажных. Коль видно, насколько это смешно в одиночку: работа столетий, если не тысячелетий, и поколений, никак не отдельных героев.
Окрестности исхожены вдоль-поперек и хорошо известны – в предательствах и дружбе, в ненависти и любви, в рассуждениях и поступках. И немало одолено заборов, рвов, колючей проволоки, но не обнаружилось обилия людей деятельных, умных, порядочных. А никаковские не увлекают.
Но уход этого движущего смолоду интереса – не из области прямых потерь. Ты просто отдаешь себе отчет в том, как, что и сколько сумеешь сделать и пережить. Подлинно человеческого! Становясь откровенным реалистом, не более. И разве же это ущербность – не откладывать уже ничего на завтра, вообще впрок, а пройти и почувствовать строго сегодня? Включая радость удачи или боль очередного предательства.
Нет, нормальная старость – не угасание, а лишь сосредоточенность на давно выбранных определенностях. И в ее приходе, слепом и очевидном наступлении, не должно быть ни горечи, ни раздражения, ни печали. И не стоит жаться к обочине передохнуть, наблюдая, как вперед уходят другие, моложе и целеустремленнее. Та же дорога с тобой. И ты все тот же. Просто тебя не гложет голод честолюбия, и оно наконец-то приобретает самую законную из своих форм – стать и оставаться именно человеком. А по сегодняшним правилам – еще и не благодаря условиям и обстоятельствам, а вопреки им, черт возьми!
Человеческая молодость и старость – не в гладкости кожи и крепости мышц, это дано и животным, а в росте ума и души, в их подвижности и устремленности. Скотолюди моей современности, как и предыдущих эпох, – отнюдь не пример.
Да здравствует неотвратимость старости!
Она лишь открывает новые праздники и новые возможности.
Да, с возрастом, когда его накопишь немало, уходит былая жажда жизни, жадность жить, с которой ложишься спать и встаешь (подскакиваешь!) утром.
Но и сегодня я уверен: все дело не в нашей человеческой природе как таковой, словно мы угасаем, подобно растению или животному. Проблема только в примитивности, в убогости всеобщего уклада, который правит бал вокруг. И только при сильной натуре или в очень счастливых обстоятельствах можно хоть в девяносто, хоть в сто лет сохранять достаточную истовость в любви к жизни.
Мозг в старости слабеет лишь в том случае, если он так и не был в полной мере своих возможностей функционально загружен.
То, что происходит далее, – просто обнажение, дисфункция мозга по причине ухода из активной части жизни.
Истина малоприятная для моих современников, но очевидная.
И приходит время (должно быть, сверхзрелость!) – начинаешь на самом себе паразитировать, заглядывая в старые записи, наброски, размышления и планы, искреннейше благодаря свою молодость и раннюю зрелость, которые, несмотря ни на что, так много успели увидеть и записать, а тем самым и подпитать грядущую (не абы дотянуть!), но неутомимо творческую старость.
Но и у старости есть свои неоспоримые преимущества! И для начала – куда меньше отвлекает и мешает работать, чем молодость.
Со зрелостью, на подступах к старости, мы становимся не скептичнее, не трезвее или рациональнее, а просто устойчивее в истинах, за которые заплачено дорого. Да и не только нами самими.
В молодости этому мешает безудержная тяга к движению, а то и бег сломя голову вперед, как и кипение надежд на будущее.
Опыт, уменьшая скорость, расширяет жизнь и взгляды. И в том больше счастья.
Старость в действительности и есть зрелость. Просто зрелость организма и зрелость человеческая, умственная и душевная – не одно и то же.
Когда-то они, наконец, совпадут. Но для этого нужно дольше жить и умнее быть. А значит, выстроить жизнь куда просторнее для человечности и талантливости.
Пока же она – пигмейская. Да сплошь и рядом вполне зоологична.
Какое удивительное превосходство старости: так ненадрывно даются и обходятся душе потери! И не по смерти – живых. Да и не просто живых – тех, кого числил в близких людях. Будто иного и не должно быть.