Старосветские убийцы

– И здесь угар, всенепременно, угар! – безапелляционно заявил Киросиров, голос его внезапно стал грозен: – И кто тут печку топит?

– Я, – раздался голос за спиной Дениса. Гришка подошел тихонько вместе с остальными слугами и выглядывал из-за господских спин. – Барин рюматизьмой страдал, любил, когда тепленько.

Митя кивнул в сторону печки:

– А когда вьюшку задвинул?

– Вообще не закрывал. Василий Васильевич угара боялись, как в воду глядели. – Гришка всхлипнул и утер слезу. – Закрывать только в лютые морозы разрешал. И то под его присмотром.

– Убивец!

Никодим, выпустив Глазьева, рванул через спальню. Стоявшие на пути Киросиров с Терлецким не успели и бровью повести, как могучий егерь в два прыжка пересек комнату.

– Пьяница! – Он схватил несчастного Григория за грудки, уже засвистел в замахе кулак, но ударить не смог. На руке егеря повисла рыжая Катерина:

– Не бей его. Отпусти, антихрист. Я ночью еду приносила. Князь велел мне дров в печку подкинуть. Так вьюшка открыта была! Святой истинный крест!

Егерь нехотя отпустил Гришку. Катерина была девушкой ответственной – все это знали.

– А где княгиня? – Веригин, решив, что формальности закончены, вошел в спальню, следом за ним протиснулся выпущенный Никодимом Глазьев.

Кашлянув, ответил егерь:

– Утром велела лошадь запрячь и ускакала.

– Вот как! – поднял брови Терлецкий. – Сам видел?

– Старший конюх сказывал, – ответил Никодим.

– Интересный угар! Князь, получается, умер, а княгиня нет? – Веригин обернулся к Тоннеру. – Давно он мертв?

– Несколько часов, не менее! Окоченение уже началось, но трупных пятен пока нет, – задумчиво произнес Тоннер и обратился к Глазьеву: – А ваше мнение, коллега?

Антон Альбертович боязливо придвинулся к трупу и осторожно потрогал безжизненную кисть:

– Тепленький еще! Часа три как преставился!

– Жарко тут… – напомнил Тоннер, но договорить не успел.

Его перебил Веригин:

– Часа три? Стало быть, в шесть утра! А княгиня в котором часу отъехала?

– Сейчас узнаем. Ну-ка кликните того конюха, – скомандовал Киросиров.

– Я за ним схожу, – вызвался Никодим.

Денис оглянулся. Весть о смерти хозяина уже облетела поместье, и народ потянулся в покои князя – плакали, крестились дрожащими руками. Только у Никодима ни слезинки. Белый весь, как хозяин его покойный, глаза налиты кровью, кулаки сжаты. Если найдет, кто вьюшку задвинул, сам убьет!

– Сходи, – разрешил Киросиров.

Никодим ласково погладил по голове Митю, который не отрываясь смотрел на покойного кузена, и быстро удалился.

– Катерина! – позвал служанку Тоннер. Что-то доктора беспокоило. Что-то было в спальне не так.

Девушка вошла в комнату, боязливо покосившись на мертвое тело.

– Дверь в покои на ключ ты закрывала?

– Нет, что вы! Князь! Еду приказал в кабинете поставить. Сам, сказал, подать хочу. Попросил дров подкинуть и выпроводил. А дверь своим ключом изнутри закрыл.

– Не понятно! Не понятно! – задумчиво сказал Тоннер.

– Что тут непонятного? – удивился Веригин. – Княгиня проснулась, когда Северский еще спал. Она оделась…

– Сама? – изумился Терлецкий.

– Получается, сама, – уже менее уверенно сказал генерал.

– Ее дворовые сказывали, что Елизавета Петровна и одеться сама может, и умыться, – вдруг подтвердила Катерина. – И шутит всегда, мол, не барыня, все делать умею.

– Значит, – продолжил вдохновленный поддержкой генерал, – и дров в печку она могла подкинуть. И по неопытности вьюшку закрыть.

– Да, – согласился Терлецкий, – скорее всего, так и было.

Генерал обрадовался и по привычке принял на себя руководство:

– Эй, кликните-ка управляющего! Гроб надо сделать, за священником послать. А пока прикройте покойного. Покрывало иль одеяло какое надо найти…

Неширокая, но вполне удобная для двоих кровать была застелена лишь простыней. Одеяло отсутствовало, только куча подушек; покойный Северский лежал с краю.

Денису надоело стоять в дверях. Причина смерти установлена, теперь и в комнату можно войти. Он стал искать, чем бы накрыть князя, и заглянул за изящную, карельской березы, ширму. Обычно та закрывала кровать от посторонних глаз, но вчера, в первую брачную ночь, ее отодвинули в угол, к торцевому окну. Так и есть! Одеяло скинуто и лежит по другую сторону брачного ложа, за ширмой. Отодвигать ее не хотелось.

Денис дотянулся, приподнял одеяло. И сразу бросил.

– Илья Андреевич, – позвал он Тоннера,-скорее!

За доктором бросились остальные. Ширму отодвинули, Тоннер аккуратно поднял одеяло.

– Господи! – воскликнул Глазьев. Под одеялом лежало еще одно, на сей раз женское тело. Немудрено, что его не заметили! Тоннер, Терлецкий и Киросиров занимались князем; смотревшим из кабинета мешала ширма, а со стороны гардеробной обзору препятствовала кровать.

– Вот тебе и княгиня, – присвистнул урядник.

Тоннер перевернул женщину на спину.

– Настя! – истошно заорал Михаил Ильич и, отталкивая всех, бросился к ней. – Как же это?

– Слава Богу, – прошептал генерал и перекрестился. – Царствие небесное.

– Как это понимать? – Французская речь отозвалась диссонансом. В череде событий все и забыли об этнографе. В его руках Терлецкий заметил блокнот.