– Непременно. С ней так бывает – задумает поутру в путешествие отправиться, а никому не доложит. Целый день нет, а вечером вернется. В прошлый раз к помещику Поливайко ездила – у того картошка уродилась с фунт клубень. Договорилась два пуда купить на семена, на следующий год посадим. Вот Пантелей Акимович вспомнил: вчера обмолвилась, что сыроварню в Сычевке мечтает посмотреть. Может, туда поехала?
Следом из кареты вылез Пантелей.
– Доброго дня, – по-крестьянски поклонился он в пояс.
– Куда добрей, – ответил Киросиров.
– Шкатулку не забудь, – по-французски приказал Павел Игнатьевич.
Распоряжение предназначалось Мари, горничной княгини. Она последней вышла из кареты.
– Пройдемте в дом, поговорим, – предложил Терлецкий.
Кучер Ерошка проводил Мари томным взглядом. Именно ради нее он с ветерком проехал полукруг, лихо затормозив у входа. Именно для нее оделся щеголевато: заломленный картуз, из-под которого торчал русый чуб; синий новенький сюртучок и начищенные до зеркального блеска хромовые сапоги. А девушка даже не обернулась на Ерошку, быстро проскочила в дом со шкатулкой в руках. Посмотрев грустно на закрывшуюся дверь, Ерошка вздохнул и спрыгнул с облучка. Был он совсем юн, бороду еще брить не начинал.
– Здорово, Ерошка! – Лошадей взял под уздцы Савелий.
– Здорово, Савелий, – с разворотом подал руку кучер.
– Кому Савелий, кому Савелий Иваныч. – Конюшни по-любому скоро должны были стать общими, старший конюх Северских метил там командовать.
– Мы люди не гордые. Хоть Иванычем, хоть горшком можем назвать.
– Сохнешь по француженке? – Все знали про Ерошкину любовь.
– Сохну, – уныло согласился кучер.
– Зря! Чаво в ней нашел, никак не пойму?
– Она такая…
– Какая?
– Не такая…
– Какая такая не такая?
– Ну не такая она, как твоя Лукерья!
– Вот Пантелей Акимыч до самого Парижа довоевался! Сказывал, ихние бабы от наших ничем не отличаются.
– Врет твой Акимыч! Мари – она хорошая!
– Все они хорошие – на сеновале, – пробубнил Савелий.
– Она по сеновалам не шлендрает, – возмутился Ерошка. – В покоях барыни ночует. Потому два года здесь, а по-русски ни бельмеса!
– А ты что, по-французски бельмесишь?
– С чего бы меня учить-то вздумали?
– А как в любви объясняться думаешь?
– Очень просто! Лошади, те тоже по-русски не говорят, а меня завсегда понимают.
– Может, тебе к кобыле посвататься?
– Дурак ты, Савелий Иваныч!
– Но! Но! Не забывайся, Ерошка!
– Кому Ерошка, кому Ерофей!
– Это кто тебя, сопляка, Ерофеем кличет?
– Павел Игнатьевич, вот кто! Он мужчина уважительный, завсегда так обращается!
– Врешь! – сплюнул под ноги Савелий.
– Истинный крест, не вру! – Ерошка осенил себя троекратно знамением и поклон в сторону церкви положил. – Его и попрошу перевести, если Мари меня не поймет!
– Как же! Будет он тебе толмачом работать! – усомнился конюх и решил высказать сокровенное: – Лучше к Глашке моей сватайся – и по-русски понимает, и тесть гляди какой!
– К Глашке? – Ерошка смерил "тестя" уничижительным взглядом.
– К Глашке! А я подсоблю, словечко замолвлю.
– Так она же брюхата, от Альбертыча вашего!
– А что с того? Не боись, и тебе деток народит!
Ерошка в изумлении открыл рот. "Добрый знак, – решил Савелий, – щас мы тебя приболтаем!"
– Коли хошь знать, я Лукерью тоже с брюхом взял. Глашка – на самом деле княжеская дочь! Тсс, секрет большой. Подумай тока, с кем породнишься!
– Нашел секрет! Не могла такая дылда от тебя, плюгавого, родиться!
Савелий замахнулся, но не ударил.
– И что мне толку с такого родства? – спросил Ерошка. – Князя твоего послезавтра закопают!
Прав, сукин сын! Потому и проблема! Пока князь был жив, за Глашку Савелий не волновался. Хоть и не признавал Северский девочку дочкой, но привечал. Встретит на дворе – по голове погладит или конфекту даст. И с брюхом бы помог – холопа какого-никакого сосватал бы.
– Твоя Мари один хрен за тебя не пойдет. Зачем ей крепостной становиться? – ввернул Савелий. – А тут тебе и жена хорошая, и тесть начальник! Когда меня на покой отправят – за тебя словцо замолвлю, чтоб на мое место взяли. Теперича по гроб жизни мне тут все обязаны! Думай!
– А может, барыня мне вольную даст? И мы с Мари во Францию уедем!
– Размечтался! Ничаво твоя барыня никому уже не даст. Гаплык ей!
– Что?
– Тсс! – Ах, дурак старый! Сболтнул лишнего! Савелий перешел на шепот: – Секрет это! Страшный! Сболтнешь – и тебе гаплык! Понял?
Старший конюх неожиданно вытащил из-за голенища нож и, схватив крепко Ерошку, приставил к горлу.
– Понял, спрашиваю?
– Понял. – Бедному Ерошке ничего больше не оставалось.
– Хорошо, что понятливый! – похвалил Савелий и, не отпуская паренька, задал следующий вопрос: – Когда сватов зашлешь?
– К кому?
– Ваньку не валяй! К Глашке!
– Так траур! – попытался улизнуть от ответа Ерошка.
– Будешь валять, по тебе траур будет, – злобно прошипел Савелий. – На воскресенье сватов готовь, чтоб до поста свадьбу сыграть. Не ровен час родит Глашка! Понял?
– Понял… – Попал Ерошка в переделку, ох попал!
Савелий отпустил напуганного юнца. Все! Дело сделано. Теперь главное, чтоб не проболтался!