Старосветские убийцы

– Тут останешься, – поразмыслив, решил Савелий. – Игнатьевича твоего сам отвезу. Скажем, что ты свинкой заболел.

– Так болел уже, – зачем-то сказал Ерошка.

Савелий посмотрел на парня. Ох, красив! Глашка довольна будет! И глуп – это тоже хорошо!

– Ничаво, болеть – не работать!

Глава шестнадцатая

– Как вы думаете, это княгиня мужа отравила? – Павла Игнатьевича Киросиров знал давно и в ответе не сомневался.

– Елизавета Петровна? Отравила? – Управляющий аж привстал. – Неудачно шутите, Павсикакий Павсикакиевич. Она даже холопов пороть не велит, а человека загубить и подавно неспособна.

– Не моя шутка, доктор из столицы так считает. – Киросиров указал на Тоннера.

Павел Игнатьевич успокоенно сел:

– В столице нашу Елизавету Петровну пока не знают. Уникальная женщина! Столько сил у нее, идей! Захудалое поместье за два года подняла! Чуть свет на ногах, а ложится за полночь. Винокурню отгрохала, сейчас мельницу достраиваем, думает про маслобойню и сыроварню! И сделает.

– А почему за Северского замуж вышла? – спросил Терлецкий.

– Встретились, полюбили друг друга. Опять же поместье у него большое, крепкое. Анна Михайловна людей в узде держала, за всем следила. Распустились тут при Петушкове, да ничего, поправим. Лично мне Северский, царство ему небесное, никогда не нравился. Пустой человек, кроме как стрелять и в карты имения проигрывать, ничего не умел. Но я свое мнение при себе держал. Как обручились они – расстроился, а потом мысль пришла. Елизавете Петровне-то сильный мужчина и ни к чему. Могут не ужиться! Когда два характера в доме, один уступить должен. А Елизавета Петровна, хоть на вид ласкова, железная внутри! Опять же третий раз замуж вышла – опыт имеет. Знает, чего хочет!

– А предыдущие мужья своей смертью умерли? – Федор Максимович ходил по столовой кругами.

– Знаком не был.

– Своей, – подал голос Пантелей. – Господин Камбреме раком страдал. Умирал тяжело, долго. Елизавета постепенно все дела торговые стала вести и за ним самоотверженно ходила.

– Давно ее знаете? – спросил Терлецкий.

– Пятнадцатый год. Камбреме поставщик мой, один из первых.

– Камбреме? – переспросил Тоннер. – Знаю такое шато. Хорошее, не из дешевых.

Угаров, переводивший Роосу, запнулся и вопросительно взглянул на Тоннера. Шато – по-французски замок. Тоннер пояснил:

– Слово "шато" в названии вина означает виноградник, принадлежащий конкретному владельцу.

– Шато – это полдела, – продолжал Пантелей. – У Камбреме и испанские вина можно было купить, и португальские, и итальянские. И товар всегда лучшего качества. Ему выгодно, и мне хорошо. Лавочники любят, когда у купца выбор большой.

– После смерти Камбреме шато к Елизавете перешло? – уточнил Федор Максимович.

– Ей и сынишке.

– Дети имеются? – удивился Терлецкий.

– Была еще девочка, но в младенчестве померла. А Шарль большой, моему Архипу четырнадцать, стало быть, ему тринадцать.

– А где сейчас мальчишка?

– В Англии, – начал рассказывать Пантелей. – Как семь годков исполнилось, так и отправила.

– Зачем? – спросил Тоннер.

– Сказала, обучение там самое хорошее, и манеры прививают. Меня подбивала тоже Архипку отдать, да жена покойница как раскричится: "Не отпущу от себя". Какой-то колледж дорогой, позабыл, как называется.

– Итон? – предположил Тоннер.

– Он самый, – обрадовался Пантелей.

– Французского мальчика английскому языку обучали? – Тоннер, зная нелюбовь галлов к британцам, удивился.

– С детства! Элизабет и сама английским владеет.

"Точно, – хлопнул себя по коленке Тоннер. – Английский у нее акцент! И по-русски, и по-французски с ним говорит! И имя Элизабет не французское".

– Она англичанка? – спросил Тоннер.

– Нет, вроде француженка, – сказал Пантелей. – Хотя не знаю, родителей не видел.

– А вы, Павел Игнатьевич, не знаете?

– Елизавета Петровна никогда о себе не рассказывала, – ответил управляющий.

– А со вторым ее мужем, Пантелей Акимович, вы знакомы? – вернулся к допросу купца Терлецкий.

– С Бергом? Да. Хороший был мужчина. Весельчак, балагур!

– Неужели тоже вином торговал? – Генерал напрягся. Куда катимся! Вся страна торгует. И князья, и сенаторы. Вот и военные подтянулись!

– Нет. В дела не лез: цветы в саду выращивал да с пасынком возился. Павел Игнатьевич прав: Лизе мужья-диктаторы ни к чему. Она женщина серьезная, деловая. А полковник красавицу нашу любил, и взаимно. Такое горе было, когда умер два года назад – язва открылась.

– Камбреме тоже тюфяком был? – спросил Терлецкий.

– Нет! Лиза девчонкой за него вышла и уважала сильно, а то не знаю, как ужились бы. Хваток, решителен, в делах дока. Миллионщиком помер, а начинал почти с нуля, прям как я!

– Кстати, а где вы денег на собственное дело нашли? – заинтересовался Терлецкий. – Говорят, в молодости камердинером служили?

– Да, у Александра Васильевича Северского. Золотой был человек! Не чета брату! Я с малолетства ему прислуживал, а он мне вольную дал. Жаль, покойнице моей бумаги выправить не успел. Выкупать пришлось у Анны Михайловны.

– И все-таки, откуда капиталец-то? – повторил вопрос Федор Максимович.